Брэдбери все в один день.
Некоторым людям кажется, что в рассказе нельзя успеть полно описать события, характеры, как-то воздействовать на читателя. Однако Рэй Брэдбери доказывает обратное. Его рассказ «Все лето в один день» читается очень быстро, но запоминается надолго. Можно потом еще несколько дней ходить под впечатлением, раздумывая о том, можно ли оправдать поступки героев. Он вызывает некоторое непонимание и сочувствие, оставляет нотку грусти, но в то же время – надежды.
События произведения происходят на Венере. Погода здесь совсем не похожа на ту, что на Земле. Круглый год здесь идут дожди, небо застилают серые мрачные тучи. Все кажется тусклым и беспросветным. Но люди привыкли к такой жизни. Солнце появляется здесь один раз в семь лет, да и то совсем ненадолго.
В школе не Венере учатся дети, которые не знают, что такое солнечный свет. Ведь они видели Солнце, когда им было по два года, и теперь они уже забыли о его существовании. Но только не девочка Марго, которая прилетела с Земли. Она очень скучает по солнечному теплу, которое дарит радость. Одноклассники не понимают ее, сторонятся, думают, что она рассказывает что-то фантастическое, чем вызывает недобрые чувства в их сердцах.
В книге фантастическим является только место действия. Все остальное вполне реально. И также реальна жестокость детей. Это больно, но, к сожалению, такое случается достаточно часто. Хорошо, если однажды дети понимают, что были не правы, и готовы признать свою вину. Но можно ли оправдать жестокость незнанием или недостаточностью жизненного опыта? Вопрос сложный и неоднозначный.
На нашем сайте вы можете скачать книгу "Все лето в один день" Брэдбери Рэй Дуглас бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.
Рэй Брэдбери
Всё лето в один день
А ученые верно знают? Это правда будет сегодня?
Смотри, смотри, сам видишь!
Теснясь, точно цветы и сорные травы в саду, все вперемешку, дети старались выглянуть наружу - где там запрятано солнце? Лил дождь. Он лил не переставая семь лет подряд; тысячи и тысячи дней, с утра до ночи, без передышки дождь лил, шумел, барабанил, звенел хрустальными брызгами, низвергался сплошными потоками, так что кругом ходили волны, заливая островки суши. Ливнями повалило тысячи лесов, и тысячи раз они вырастали вновь и снова падали под тяжестью вод. Так навеки повелось здесь, на Венере, а в классе было полно детей, чьи отцы и матери прилетели застраивать и обживать эту дикую дождливую планету.
Перестает! Перестает!
Марго стояла в стороне от них, от всех этих ребят, которые только и знали, что вечный дождь, дождь, дождь. Им всем было по девять лет, и если выдался семь лет назад такой день, когда солнце все-таки выглянуло, показалось на час изумленному миру, они этого не помнили. Иногда по ночам Марго слышала, как они ворочаются, вспоминая, и знала: во сне они видят и вспоминают золото, яркий желтый карандаш, монету - такую большую, что можно купить целый мир. Она знала, им чудится, будто они помнят тепло, когда вспыхивает лицо и все тело - руки, ноги, дрожащие пальцы. А потом они просыпаются - и опять барабанит дождь, без конца сыплются звонкие прозрачные бусы на крышу, на дорожку, на сад и лес, и сны разлетаются как дым.
Накануне они весь день читали в классе про солнце. Какое оно желтое, совсем как лимон, и какое жаркое. И писали про него маленькие рассказы и стихи.
Мне кажется, солнце - это цветок,
Цветет оно только один часок.
Такие стихи сочинила Марго и негромко прочитала их перед притихшим классом. А за окнами лил дождь.
Ну, ты это не сама сочинила! - крикнул один мальчик.
Нет, сама, - сказала Марго, - Сама.
Уильям! - остановила мальчика учительница.
Но то было вчера. А сейчас дождь утихал, и дети теснились к большим окнам с толстыми стеклами.
Где же учительница?
Сейчас придет.
Скорей бы, а то мы все пропустим!
Они вертелись на одном месте, точно пестрая беспокойная карусель. Марго одна стояла поодаль. Она была слабенькая, и казалось, когда-то давно она заблудилась и долго-долго бродила под дождем, и дождь смыл с нее все краски: голубые глаза, розовые губы, рыжие волосы - все вылиняло. Она была точно старая поблекшая фотография, которую вынули из забытого альбома, и все молчала, а если и случалось ей заговорить, голос ее шелестел еле слышно. Сейчас она одиноко стояла в сторонке и смотрела на дождь, на шумный мокрый мир за толстым стеклом.
Ты-то чего смотришь? - сказал Уильям. Марго молчала.
Отвечай, когда тебя спрашивают!
Уильям толкнул ее. Но она не пошевелилась; покачнулась - и только. Все ее сторонятся, даже и не смотрят на нее. Вот и сейчас бросили ее одну. Потому что она не хочет играть с ними в гулких туннелях того города-подвала. Если кто-нибудь осалит ее и кинется бежать, она только с недоумением поглядит вслед, но догонять не станет. И когда они всем классом поют песни о том, как хорошо жить на свете и как весело играть в разные игры, она еле шевелит губами. Только когда поют про солнце, про лето, она тоже тихонько подпевает, глядя в заплаканные окна.
Ну а самое большое ее преступление, конечно, в том, что она прилетела сюда с Земли всего лишь пять лет назад, и она помнит солнце, помнит, какое оно, солнце, и какое небо она видела в Огайо, когда ей было четыре года. А они - они всю жизнь живут на Венере; когда здесь в последний раз светило солнце, им было только по два года, и они давно уже забыли, какое оно, и какого цвета, и как жарко греет. А Марго помнит.
Оно большое, как медяк, - сказала она однажды и зажмурилась.
Неправда! - закричали ребята.
Оно - как огонь в очаге, - сказала Марго.
Врешь, врешь, ты не помнишь! - кричали ей.
Но она помнила и, тихо отойдя в сторону, стала смотреть в окно, по которому сбегали струи дождя. А один раз, месяц назад, когда всех повели в душевую, она ни за что не хотела стать под душ и, прикрывая макушку, зажимая уши ладонями, кричала - пускай вода не льется на голову! И после того у нее появилось странное, смутное чувство: она не такая, как все. И другие дети тоже это чувствовали и сторонились ее.
Говорили, что на будущий год отец с матерью отвезут ее назад на Землю - это обойдется им во много тысяч долларов, но иначе она, видимо, зачахнет. И вот за все эти грехи, большие и малые, в классе ее невзлюбили. Противная эта Марго, противно, что она такая бледная немочь, и такая худющая, и вечно молчит и ждет чего-то, и, наверно, улетит на Землю…
Убирайся! - Уильям опять ее толкнул. - Чего ты еще ждешь?
Тут она впервые обернулась и посмотрела на него. И по глазам было видно, чего она ждет. Мальчишка взбеленился.
Нечего тебе здесь торчать! - закричал он. - Не дождешься, ничего не будет! Марго беззвучно пошевелила губами.
Ничего не будет! - кричал Уильям. - Это просто для смеха, мы тебя разыграли. Он обернулся к остальным. - Ведь сегодня ничего не будет, верно?
Все поглядели на него с недоумением, а потом поняли, и засмеялись, и покачали головами: верно, ничего не будет!
Но ведь… - Марго смотрела беспомощно. - Ведь сегодня тот самый день, - прошептала она. - Ученые предсказывали, они говорят, они ведь знают… Солнце…
Разыграли, разыграли! - сказал Уильям и вдруг схватил ее.
Эй, ребята, давайте запрем ее в чулан, пока учительницы нет!
Не надо, - сказала Марго и попятилась.
Все кинулись к ней, схватили и поволокли, - она отбивалась, потом просила, потом заплакала, но ее притащили по туннелю в дальнюю комнату, втолкнули в чулан и заперли дверь на засов. Дверь тряслась: Марго колотила в нее кулаками и кидалась на нее всем телом. Приглушенно доносились крики. Ребята постояли, послушали, а потом улыбнулись и пошли прочь - и как раз вовремя: в конце туннеля показалась учительница.
Готовы, дети? - она поглядела на часы.
Да! - отозвались ребята.
Все здесь?
Дождь стихал. Они столпились у огромной массивной двери. Дождь перестал. Как будто посреди кинофильма про лавины, ураганы, смерчи, извержения вулканов что-то случилось со звуком, аппарат испортился, - шум стал глуше, а потом и вовсе оборвался, смолкли удары, грохот, раскаты грома… А потом кто-то выдернул пленку и на место ее вставил спокойный диапозитив - мирную тропическую картинку. Все замерло - не вздохнет, не шелохнется. Такая настала огромная, неправдоподобная тишина, будто вам заткнули уши или вы совсем оглохли. Дети недоверчиво подносили руки к ушам. Толпа распалась, каждый стоял сам по себе. Дверь отошла в сторону, и на них пахнуло свежестью мира, замершего в ожидании.
И солнце явилось. Оно пламенело, яркое, как бронза, и оно было очень большое. А небо вокруг сверкало, точно ярко-голубая черепица. И джунгли так и пылали в солнечных лучах, и дети, очнувшись, с криком выбежали в весну.
Только не убегайте далеко! - крикнула вдогонку учительница. Помните, у вас всего два часа. Не то вы не успеете укрыться!
Но они уже не слышали, они бегали и запрокидывали голову, и солнце гладило их по щекам, точно теплым утюгом; они скинули куртки, и солнце жгло их голые руки.
Это получше наших искусственных солнц, верно?
Ясно, лучше!
Они уже не бегали, а стояли посреди джунглей, что сплошь покрывали Венеру и росли, росли бурно, непрестанно, прямо на глазах. Джунгли были точно стая осьминогов, к небу пучками тянулись гигантские щупальца мясистых ветвей, раскачивались, мгновенно покрывались цветами - ведь весна здесь такая короткая. Они были серые, как пепел, как резина, эти заросли, оттого что долгие годы они не видели солнца. Они были цвета камней, и цвета сыра, и цвета чернил, и были здесь растения цвета луны.
Ребята со смехом кидались на сплошную поросль, точно на живой упругий матрац, который вздыхал под ними, и скрипел, и пружинил. Они носились меж деревьев, скользили и падали, толкались, играли в прятки и в салки, но главное - опять и опять, жмурясь, глядели на солнце, пока не потекут слезы, и тянули руки к золотому сиянию и к невиданной синеве, и вдыхали эту удивительную свежесть, и слушали, слушали тишину, что обнимала их словно море, блаженно спокойное, беззвучное и недвижное. Они на все смотрели и всем наслаждались. А потом, будто зверьки, вырвавшиеся из глубоких нор, снова неистово бегали кругом, бегали и кричали. Целый час бегали и никак не могли угомониться. И вдруг… Посреди веселой беготни одна девочка громко, жалобно закричала. Все остановились. Девочка протянула руку ладонью кверху.
All Summer in a Day
Н. Галь, наследники, 2016
Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2016
* * *
– Готовы?
– А ученые верно знают? Это правда будет сегодня?
– Смотри, смотри, сам увидишь!
Теснясь, точно цветы и сорные травы в саду, все вперемешку, дети старались выглянуть наружу – где там запрятано солнце?
Лил дождь.
Он лил не переставая семь лет подряд; тысячи и тысячи дней, с утра до ночи, без передышки дождь лил, шумел, барабанил, звенел хрустальными брызгами, низвергался сплошными потоками, так что кругом ходили волны, заливая островки суши. Ливнями повалило тысячи лесов, и тысячи раз они вырастали вновь и снова падали под тяжестью вод. Так навеки повелось здесь, на Венере, а в классе полно было детей, чьи отцы и матери прилетели застраивать и обживать эту дикую дождливую планету.
– Перестает! Перестает!
Марго стояла в стороне от них, от всех этих ребят, которые только и знали, что вечный дождь, дождь, дождь. Им всем было по девять лет, и, если и выдался семь лет назад такой день, когда солнце все-таки выглянуло, показалось на час изумленному миру, они этого не помнили. Иногда по ночам Марго слышала, как они ворочаются, вспоминая, и знала: во сне они видят и вспоминают золото, яркий желтый карандаш, монету – такую большую, что можно купить целый мир. Она знала: им чудится, будто они помнят тепло, когда вспыхивает лицо и все тело – руки, ноги, дрожащие пальцы. А потом они просыпаются – и опять барабанит дождь, без конца сыплются звонкие прозрачные бусы на крышу, на дорожку, на сад и лес, и сны разлетаются как дым.
Накануне они весь день читали в классе про солнце. Какое оно желтое, совсем как лимон, и какое жаркое. И писали про него маленькие рассказы и стихи.
Мне кажется, солнце – это цветок,
Цветет оно только один часок.
Такие стихи сочинила Марго и негромко прочитала их перед притихшим классом. А за окнами лил дождь.
– Ну, ты это не сама сочинила! – крикнул один мальчик.
– Нет, сама, – сказала Марго. – Сама.
– Уильям! – остановила мальчика учительница.
Но это было вчера. А сейчас дождь утихал, и дети теснились к большим окнам с толстыми стеклами.
– Где же учительница?
– Сейчас придет.
– Скорей бы, а то мы все пропустим!
Они вертелись на одном месте, точно пестрая беспокойная карусель.
Марго одна стояла поодаль. Она была слабенькая, и казалось – когда-то давно она заблудилась и долго-долго бродила под дождем, и дождь смыл с нее все краски: голубые глаза, розовые губы, рыжие волосы – все вылиняло. Она была точно старая, поблекшая фотография, которую вынули из забытого альбома, и все молчала, а если и случалось ей заговорить, голос ее шелестел еле слышно. Сейчас она одиноко стояла в сторонке и смотрела на дождь, на шумный мокрый мир за толстым стеклом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
А ученые верно знают? Это правда будет сегодня?
Смотри, смотри, сам видишь!
Теснясь, точно цветы и сорные травы в саду, все вперемешку, дети старались выглянуть наружу - где там запрятано солнце? Лил дождь. Он лил не переставая семь лет подряд; тысячи и тысячи дней, с утра до ночи, без передышки дождь лил, шумел, барабанил, звенел хрустальными брызгами, низвергался сплошными потоками, так что кругом ходили волны, заливая островки суши. Ливнями повалило тысячи лесов, и тысячи раз они вырастали вновь и снова падали под тяжестью вод. Так навеки повелось здесь, на Венере, а в классе было полно детей, чьи отцы и матери прилетели застраивать и обживать эту дикую дождливую планету.
Перестает! Перестает!
Марго стояла в стороне от них, от всех этих ребят, которые только и знали, что вечный дождь, дождь, дождь. Им всем было по девять лет, и если выдался семь лет назад такой день, когда солнце все-таки выглянуло, показалось на час изумленному миру, они этого не помнили. Иногда по ночам Марго слышала, как они ворочаются, вспоминая, и знала: во сне они видят и вспоминают золото, яркий желтый карандаш, монету - такую большую, что можно купить целый мир. Она знала, им чудится, будто они помнят тепло, когда вспыхивает лицо и все тело - руки, ноги, дрожащие пальцы. А потом они просыпаются - и опять барабанит дождь, без конца сыплются звонкие прозрачные бусы на крышу, на дорожку, на сад и лес, и сны разлетаются как дым.
Накануне они весь день читали в классе про солнце. Какое оно желтое, совсем как лимон, и какое жаркое. И писали про него маленькие рассказы и стихи.
Мне кажется, солнце - это цветок,
Цветет оно только один часок.
Такие стихи сочинила Марго и негромко прочитала их перед притихшим классом. А за окнами лил дождь.
Ну, ты это не сама сочинила! - крикнул один мальчик.
Нет, сама, - сказала Марго, - Сама.
Уильям! - остановила мальчика учительница.
Но то было вчера. А сейчас дождь утихал, и дети теснились к большим окнам с толстыми стеклами.
Где же учительница?
Сейчас придет.
Скорей бы, а то мы все пропустим!
Они вертелись на одном месте, точно пестрая беспокойная карусель. Марго одна стояла поодаль. Она была слабенькая, и казалось, когда-то давно она заблудилась и долго-долго бродила под дождем, и дождь смыл с нее все краски: голубые глаза, розовые губы, рыжие волосы - все вылиняло. Она была точно старая поблекшая фотография, которую вынули из забытого альбома, и все молчала, а если и случалось ей заговорить, голос ее шелестел еле слышно. Сейчас она одиноко стояла в сторонке и смотрела на дождь, на шумный мокрый мир за толстым стеклом.
Ты-то чего смотришь? - сказал Уильям. Марго молчала.
Отвечай, когда тебя спрашивают!
Уильям толкнул ее. Но она не пошевелилась; покачнулась - и только. Все ее сторонятся, даже и не смотрят на нее. Вот и сейчас бросили ее одну. Потому что она не хочет играть с ними в гулких туннелях того города-подвала. Если кто-нибудь осалит ее и кинется бежать, она только с недоумением поглядит вслед, но догонять не станет. И когда они всем классом поют песни о том, как хорошо жить на свете и как весело играть в разные игры, она еле шевелит губами. Только когда поют про солнце, про лето, она тоже тихонько подпевает, глядя в заплаканные окна.
Ну а самое большое ее преступление, конечно, в том, что она прилетела сюда с Земли всего лишь пять лет назад, и она помнит солнце, помнит, какое оно, солнце, и какое небо она видела в Огайо, когда ей было четыре года. А они - они всю жизнь живут на Венере; когда здесь в последний раз светило солнце, им было только по два года, и они давно уже забыли, какое оно, и какого цвета, и как жарко греет. А Марго помнит.
Оно большое, как медяк, - сказала она однажды и зажмурилась.
Неправда! - закричали ребята.
Оно - как огонь в очаге, - сказала Марго.
Врешь, врешь, ты не помнишь! - кричали ей.
Но она помнила и, тихо отойдя в сторону, стала смотреть в окно, по которому сбегали струи дождя. А один раз, месяц назад, когда всех повели в душевую, она ни за что не хотела стать под душ и, прикрывая макушку, зажимая уши ладонями, кричала - пускай вода не льется на голову! И после того у нее появилось странное, смутное чувство: она не такая, как все. И другие дети тоже это чувствовали и сторонились ее.
Говорили, что на будущий год отец с матерью отвезут ее назад на Землю - это обойдется им во много тысяч долларов, но иначе она, видимо, зачахнет. И вот за все эти грехи, большие и малые, в классе ее невзлюбили. Противная эта Марго, противно, что она такая бледная немочь, и такая худющая, и вечно молчит и ждет чего-то, и, наверно, улетит на Землю...
Убирайся! - Уильям опять ее толкнул. - Чего ты еще ждешь?
Тут она впервые обернулась и посмотрела на него. И по глазам было видно, чего она ждет. Мальчишка взбеленился.
Нечего тебе здесь торчать! - закричал он. - Не дождешься, ничего не будет! Марго беззвучно пошевелила губами.
Ничего не будет! - кричал Уильям. - Это просто для смеха, мы тебя разыграли. Он обернулся к остальным. - Ведь сегодня ничего не будет, верно?
Все поглядели на него с недоумением, а потом поняли, и засмеялись, и покачали головами: верно, ничего не будет!
Но ведь... - Марго смотрела беспомощно. - Ведь сегодня тот самый день, - прошептала она. - Ученые предсказывали, они говорят, они ведь знают... Солнце...
Разыграли, разыграли! - сказал Уильям и вдруг схватил ее.
Эй, ребята, давайте запрем ее в чулан, пока учительницы нет!
Не надо, - сказала Марго и попятилась.
Все кинулись к ней, схватили и поволокли, - она отбивалась, потом просила, потом заплакала, но ее притащили по туннелю в дальнюю комнату, втолкнули в чулан и заперли дверь на засов. Дверь тряслась: Марго колотила в нее кулаками и кидалась на нее всем телом. Приглушенно доносились крики. Ребята постояли, послушали, а потом улыбнулись и пошли прочь - и как раз вовремя: в конце туннеля показалась учительница.
Готовы, дети? - она поглядела на часы.
Да! - отозвались ребята.
Все здесь?
Дождь стихал. Они столпились у огромной массивной двери. Дождь перестал. Как будто посреди кинофильма про лавины, ураганы, смерчи, извержения вулканов что-то случилось со звуком, аппарат испортился, - шум стал глуше, а потом и вовсе оборвался, смолкли удары, грохот, раскаты грома... А потом кто-то выдернул пленку и на место ее вставил спокойный диапозитив - мирную тропическую картинку. Все замерло - не вздохнет, не шелохнется. Такая настала огромная, неправдоподобная тишина, будто вам заткнули уши или вы совсем оглохли. Дети недоверчиво подносили руки к ушам. Толпа распалась, каждый стоял сам по себе. Дверь отошла в сторону, и на них пахнуло свежестью мира, замершего в ожидании.
И солнце явилось. Оно пламенело, яркое, как бронза, и оно было очень большое. А небо вокруг сверкало, точно ярко-голубая черепица. И джунгли так и пылали в солнечных лучах, и дети, очнувшись, с криком выбежали в весну.
Только не убегайте далеко! - крикнула вдогонку учительница. - Помните, у вас всего два часа. Не то вы не успеете укрыться!
Но они уже не слышали, они бегали и запрокидывали голову, и солнце гладило их по щекам, точно теплым утюгом; они скинули куртки, и солнце жгло их голые руки.
Это получше наших искусственных солнц, верно?
Ясно, лучше!
Они уже не бегали, а стояли посреди джунглей, что сплошь покрывали Венеру и росли, росли бурно, непрестанно, прямо на глазах. Джунгли были точно стая осьминогов, к небу пучками тянулись гигантские щупальца мясистых ветвей, раскачивались, мгновенно покрывались цветами - ведь весна здесь такая короткая. Они были серые, как пепел, как резина, эти заросли, оттого что долгие годы они не видели солнца. Они были цвета камней, и цвета сыра, и цвета чернил, и были здесь растения цвета луны.
Ребята со смехом кидались на сплошную поросль, точно на живой упругий матрац, который вздыхал под ними, и скрипел, и пружинил. Они носились меж деревьев, скользили и падали, толкались, играли в прятки и в салки, но главное - опять и опять, жмурясь, глядели на солнце, пока не потекут слезы, и тянули руки к золотому сиянию и к невиданной синеве, и вдыхали эту удивительную свежесть, и слушали, слушали тишину, что обнимала их словно море, блаженно спокойное, беззвучное и недвижное. Они на все смотрели и всем наслаждались. А потом, будто зверьки, вырвавшиеся из глубоких нор, снова неистово бегали кругом, бегали и кричали. Целый час бегали и никак не могли угомониться. И вдруг... Посреди веселой беготни одна девочка громко, жалобно закричала. Все остановились. Девочка протянула руку ладонью кверху.
Смотрите, сказала она и вздрогнула. - Ой, смотрите!
Все медленно подошли поближе. На раскрытой ладони, по самой середке, лежала большая круглая дождевая капля. Девочка посмотрела на нее и заплакала. Дети молча посмотрели на небо.
Редкие холодные капли упали на нос, на щеки, на губы. Солнце затянула туманная дымка. Подул холодный ветер. Ребята повернулись и пошли к своему дому-подвалу, руки их вяло повисли, они больше не улыбались.
Загремел гром, и дети в испуге, толкая друг дружку, бросились бежать, словно листья, гонимые ураганом. Блеснула молния - за десять миль от них, потом за пять, в миле, в полумиле. И небо почернело, будто разом настала непроглядная ночь. Минуту они постояли на пороге глубинного убежища, а потом дождь полил вовсю. Тогда дверь закрыли, и все стояли и слушали, как с оглушительным шумом рушатся с неба тонны, потоки воды - без просвета, без конца.
И так опять будет целых семь лет?
Да. Семь лет. И вдруг кто-то вскрикнул:
А Марго?
Мы ведь ее заперли, она так и сидит в чулане.
Они застыли, будто ноги у них примерзли к полу. Переглянулись и отвели взгляды. Посмотрели за окно - там лил дождь, лил упрямо, неустанно. Они не смели посмотреть друг другу в глаза. Лица у всех стали серьезные, бледные. Все потупились, кто разглядывал свои руки, кто уставился в пол.
Наконец одна девочка сказала:
Ну что же мы?...
Никто не шелохнулся.
Пойдем... - прошептала девочка.
Под холодный шум дождя они медленно прошли по коридору. Под рев бури и раскаты грома перешагнули порог и вошли в ту дальнюю комнату, яростные синие молнии озаряли их лица. Медленно подошли они к чулану и стали у двери.
За дверью было тихо. Медленно, медленно они отодвинули засов и выпустили Марго.
"Ready?”
– Готовы?
"Now?"
– Уже?
"Soon."
– Скоро!
"Do the scientists really know? Will it happen today, will it?"
– А ученые верно знают? Это правда будет сегодня?
"Look, look; see for yourself!"
– Смотри, смотри, сам видишь!
The children pressed to each other like so many roses, so many weeds, intermixed, peering out for a look at the hidden sun.
Теснясь, точно цветы и сорные травы в саду, все вперемешку, дети старались выглянуть наружу – где там запрятано солнце?
It rained.
Лил дождь.
It had been raining for seven years; thousands upon thousands of days compounded and filled from one end to the other with rain, with the drum and gush of water, with the sweet crystal fall of showers and the concussion
of storms so heavy they were tidal waves come over the islands.
Он лил не переставая семь лет подряд; тысячи и тысячи дней, с утра до ночи, без передышки дождь лил, шумел, барабанил, звенел хрустальными брызгами, низвергался сплошными потоками, так что кругом ходили волны, заливая
островки суши.
A thousand forests had been crushed under the rain and grown up a thousand times to be crushed again.
Ливнями повалило тысячи лесов, и тысячи раз они вырастали вновь и снова падали под тяжестью вод.
And this was the way life was forever on the planet Venus,
Так навеки повелось здесь, на Венере,
and this was the schoolroom of the children of the rocket men and women who had come to a raining world to set up civilization and live out their lives.
а в классе было полно детей, чьи отцы и матери прилетели застраивать и обживать эту дикую дождливую планету.
"It"s stopping, it"s stopping!"
– Перестает! Перестает!
"Yes, yes!"
– Да, да!
Margot stood apart from them, from these children who could never remember a time when there wasn"t rain and rain and rain.
Марго стояла в стороне от них, от всех этих ребят, которые только и знали, что вечный дождь, дождь, дождь.
They were all nine years old, and if there had been a day, seven years ago, when the sun came out for an hour and showed its face to the stunned world, they could not recall.
Им всем было по девять лет, и если выдался семь лет назад такой день, когда солнце все-таки выглянуло, показалось на час изумленному миру, они этого не помнили.
Sometimes, at night, she heard them stir, in remembrance, and she knew they were dreaming and remembering gold or a yellow crayon or a coin large enough to buy the world with.
Иногда по ночам Марго слышала, как они ворочаются, вспоминая, и знала: во сне они видят и вспоминают золото, яркий желтый карандаш, монету – такую большую, что
можно купить целый мир.
She knew they thought they remembered a warmness, like a blushing in the face, in the body, in the arms and legs and trembling hands.
Она знала, им чудится, будто они помнят тепло, когда вспыхивает лицо и все тело – руки, ноги, дрожащие пальцы.
But then they always awoke to the tatting drum, the endless shaking down of clear bead necklaces upon the roof, the walk, the gardens, the forests, and their dreams were gone.
А потом они просыпаются – и опять барабанит дождь, без конца сыплются звонкие прозрачные бусы на крышу, на дорожку, на сад и лес, и сны разлетаются как дым.
All day yesterday they had read in class about the sun. About how like a lemon it was, and how hot.
Накануне они весь день читали в классе про солнце. Какое оно желтое, совсем как лимон, и какое жаркое.
And they had written small stories or essays or poems about it:
И писали про него маленькие рассказы и стихи.
I think the sun is a flower;
Мне кажется, солнце – это цветок,
That blooms for just one hour.
Цветет оно только один часок.
That was Margot"s poem, read in a quiet voice in the still classroom while the rain was falling outside.
Такие стихи сочинила Марго и негромко прочитала их перед притихшим классом. А за окнами лил дождь.
"Aw, you didn"t write that!" protested one of the boys.
– Ну, ты это не сама сочинила! – крикнул один мальчик.
"I did," said Margot, "I did."
– Нет, сама, – сказала Марго, – Сама.
"William!" said the teacher.
– Уильям! – остановила мальчика учительница.
But that was yesterday.
Но то было вчера.
Now the rain was slackening, and the children were crushed in the great thick windows.
А сейчас дождь утихал, и дети теснились к большим окнам с толстыми стеклами.
"Where"s teacher?"
– Где же учительница?
"She"ll be back."
– Сейчас придет.
"She"d better hurry; we"ll miss it!"
– Скорей бы, а то мы все пропустим!
They turned on themselves, like a feverish wheel, all tumbling spokes.
Они вертелись на одном месте, точно пестрая беспокойная карусель.
Margot stood alone.
Марго одна стояла поодаль.
She was a very frail girl who looked as if she had been lost in the rain for years and the rain had washed out the blue from her eyes and the red from her mouth and the yellow from her hair.
Она была слабенькая, и казалось, когда-то давно она заблудилась и долго-долго бродила под дождем, и дождь смыл с нее все краски: голубые глаза, розовые губы, рыжие волосы – все вылиняло.
She was an old photograph dusted from an album, whitened away, and if she spoke at all her voice would be a ghost.
Она была точно старая поблекшая фотография, которую вынули из забытого альбома, и все молчала, а если и случалось ей заговорить, голос ее шелестел еле слышно.
Now she stood, separate, staring at the rain and the loud wet world beyond the huge glass.
Сейчас она одиноко стояла в сторонке и смотрела на дождь, на шумный мокрый мир за толстым стеклом.
"What"re you looking at?" said William.
– Ты-то чего смотришь? – сказал Уильям.
Margot said nothing.
Марго молчала.
"Speak when you"re spoken to."
– Отвечай, когда тебя спрашивают!
He gave her a shove.
Уильям толкнул ее.
But she did not move; rather she let herself be moved only by him and nothing else.
Но она не пошевелилась; покачнулась – и только.
They edged away from her, they would not look at her.
Все ее сторонятся, даже и не смотрят на нее.
She felt them go away.
Вот и сейчас бросили ее одну.
And this was because she would play no games with them in the echoing tunnels of the underground city.
Потому что она не хочет играть с ними в гулких туннелях того города-подвала.
If they tagged her and ran, she stood blinking after them and did not follow.
Если кто-нибудь осалит ее и кинется бежать, она только с недоумением поглядит вслед, но догонять не станет.
When the class sang songs about happiness and life and games her lips barely moved.
И когда они всем классом поют песни о том, как хорошо жить на свете и как весело играть в разные игры, она еле шевелит губами.
Only when they sang about the sun and the summer did her lips move as she watched the drenched windows.
Только когда поют про солнце, про лето, она тоже тихонько подпевает, глядя в заплаканные окна.
And then, of course, the biggest crime of all was that she had come here only five years ago from Earth, and she remembered the sun and the way the sun was and the sky was when she was four in Ohio.
Ну а самое большое ее преступление, конечно, в том, что она прилетела сюда с Земли всего лишь пять лет назад, и она помнит солнце, помнит, какое оно, солнце, и какое небо она видела в Огайо, когда ей было четыре года.
And they, they had been on Venus all their lives, and they had been only two years old when last the sun came out and had long since forgotten the color and heat of it and the way it really was.
А они – они всю жизнь живут на Венере; когда здесь в последний раз светило солнце, им было только по два года, и они давно уже забыли, какое оно, и какого цвета, и как жарко греет.
But Margot remembered.
А Марго помнит.
"It"s like a penny," she said once, eyes closed.
– Оно большое, как медяк, – сказала она однажды и зажмурилась.
"No it"s not!" the children cried.
– Неправда! – закричали ребята.
"It"s like a fire," she said, "in the stove."
– Оно – как огонь в очаге, – сказала Марго.
"You"re lying, you don"t remember!" cried the children.
– Врешь, врешь, ты не помнишь! – кричали ей.
But she remembered and stood quietly apart from all of them and watched the patterning windows.
Но она помнила и, тихо отойдя в сторону, стала смотреть в окно, по которому сбегали струи дождя.
And once, a month ago, she had refused to shower in the school shower rooms, had clutched her hands to her ears and over her head, screaming the water mustn"t touch her head.
А один раз, месяц назад, когда всех повели в душевую, она ни за что не хотела стать под душ и, прикрывая макушку, зажимая уши ладонями, кричала – пускай вода не льется на голову!
So after that, dimly, dimly; she sensed it, she was different and they knew her difference and kept away.
И после того у нее появилось странное, смутное чувство: она не такая, как все. И другие дети тоже это чувствовали и сторонились ее.
There was talk that her father and mother were taking her back to Earth next year; it seemed vital to her that they do so, though it would mean the loss of thousands of dollars to her family.
Говорили, что на будущий год отец с матерью отвезут ее назад на Землю – это обойдется им во много тысяч долларов, но иначе она, видимо, зачахнет.
And so, the children hated her for all these reasons of big and little consequence.
И вот за все эти грехи, большие и малые, в классе ее невзлюбили.
They hated her pale snow face, her waiting silence, her thinness, and her possible future.
Противная эта Марго, противно, что она такая бледная немочь, и такая худющая, и вечно молчит и ждет чего-то, и, наверно, улетит на Землю...
"Get away!" The boy gave her another push. "What"re you waiting for?"
– Убирайся! – Уильям опять ее толкнул. – Чего ты еще ждешь?
Then, for the first time, she turned and looked at him.
Тут она впервые обернулась и посмотрела на него.
And what she was waiting for was in her eyes.
И по глазам было видно, чего она ждет.
"Well, don"t wait around here!" cried the boy savagely: "You won"t see nothing!"
Мальчишка взбеленился. – Нечего тебе здесь торчать! – закричал он. – Не дождешься, ничего не будет!
Her lips moved.
Марго беззвучно пошевелила губами.
"Nothing!" he cried.
– Ничего не будет! – кричал Уильям.
"It was all a joke, wasn"t it?"
– Это просто для смеха, мы тебя разыграли.
He turned to the other children.
Он обернулся к остальным.
"Nothing"s happening today: Is it?"
– Ведь сегодня ничего не будет, верно?
They all blinked at him and then, understanding, laughed and shook their heads. "Nothing, nothing!"
Все поглядели на него с недоумением, а потом поняли, и засмеялись, и покачали головами: верно, ничего не будет!
"Oh, but," Margot whispered, her eyes helpless.
– Но ведь... – Марго смотрела беспомощно.
"But this is the day, the scientists predict, they say, they know, the sun. . ."
– Ведь сегодня тот самый день, – прошептала она. – Ученые предсказывали, они говорят, они ведь знают... Солнце...
Пер. Норы Галь
