Солдаты вермахта в советских партизанских отрядах - crysis_sa. Партизаны: как воевали «народные мстители» на Великой Отечественной




Самый известный случай добровольного перехода с целью воевать на стороне СССР это история немецкого ефрейтора Фрица Ганса Вернера Шменкеля.

Фриц родился 14 февраля 1916 в местечке Варзово возле города Штеттин ныне Щеци, его отец коммунист был убит в 1923г в стычке с нацистами. В ноябре 1941 года Ф. Шменкель дезертировал из рядов немецкой армии и в районе города Белый Калининской (ныне Тверской) области намереваясь перейти линию фронта с целью вступить в ряды Красной Армии, но попал к советским партизанам 17 февраля 1942 года он был принят в партизанский отряд "Смерть фашизму", и с этого времени по март 1943 года был разведчиком, пулемётчиком, участником и руководителем многих боевых операций на территории Нелидовского и Бельского районов Калинской (ныне Тверской) области и в Смоленской области. Партизаны дали ему имя?Иван Иванович?.

Из показаний партизана Виктора Спирина: - Первое время ему не доверяли и оружия не давали. Даже хотели расстрелять, если сложится тяжелая обстановка. Заступились местные жители, которым он помогал по хозяйству, пока скитался осенью и зимой 41-го года. В конце февраля мы подверглись нападению и обстрелу немецкого разведывательного отряда. У Шменкеля был только один бинокль, через который он наблюдал за боем. Заметив немца, спрятавшегося за елкой и ведущего прицельный огонь по дому, попросил винтовку. Ему разрешили взять - в сенях они лежали кучей, но свою я ему не отдал. Он одним выстрелом убрал немца. После этого мы ему стали доверять(хотя из показаний другого партизана ему долго еще не доверяли - "Назначали в дозор, а в укрытии ставили своего человека") дали ему винтовку убитого и пистолет "парабеллум".
6 мая 1942 года на дороге Духовщина - Белый отряд столкнулся с немецкой танковой колонной и вынужден был отступить с боем. Мы уже уходили, когда Шменкель подбежал к помощнику командира отряда Васильеву и сказал, что на танках имеются бочки с горючим и что нужно стрелять в них. После этого мы открыли огонь зажигательными патронами и сожгли пять танков.
Вскоре Фриц-Иван стал незаменимым и авторитетным бойцом в отряде. Партизаны воевали в основном трофейным оружием, захваченным у немцев. Однако с пулеметом никто, кроме Фрица-Ивана, обращаться не умел, и он охотно помогал партизанам осваивать технику. Даже командир отряда советовался с ним при проведении той или иной операции.

Из показаний партизана Аркадия Глазунова: - Наш отряд окружили немцы, и мы отбивались около двух недель. Потом все разошлись по мелким группам и пробивались из окружения. Шменкель был с нами и из окружения ушел с одним из наших партизан. Примерно через месяц наш отряд собрался в лесу. Шменкель тоже нас разыскал. Был он сильно обморожен, но снова воевал против немцев. Все партизаны относились к нему как к своему человеку и уважали его.
Немецкое командование выяснило какой именно немецкий солдат под псевдонимом "Иван Иванович" воюет на стороне советских партизан, было распространено объявление по деревням и среди немецких солдат "Кто поймает Шменкеля - вознаграждение: русскому 8 га земли, дом, корова, германскому солдату - 25 тыс. марок и 2 месяца отпуска".

В начале 1944 года Шменкель был схвачен гитлеровцами и по постановлению военно-полевого суда был расстрелян в Минске 22 февраля того же года. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 октября 1964 года за активное участие в партизанском движении, образцовое выполнение боевых заданий командования в годы Великой Отечественной войны и проявленные при этом геройство и мужество гражданину Германии Шменкелю Фрицу Паулю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Есть сведения ещё об одном немецком солдате воевавшего в составе партизанского рейдового соединения "13" под командованием Сергея Гришина действовавшего на территории 19 районов Смоленской, Витебской и Могилевской областей. В марте и апреле1943г юга - западнее Смоленска части немецкой армии провели крупную операцию против отряда Гришина. Дальше отрывки из материалов двух допросов немцами девушки и перебежчика из этого партизанского отряда:

Присоединившиеся к партизанам: один цыган; один немецкий солдат, присоединившийся к партизанам после ранения; около 200 украинских дезертиров в немецкой форме, в том числе майор, имени которого я не знаю, но он работает в штабе. Немецкий солдат сражается вместе с партизанами против немцев; по-русски говорит плохо.

В группе находится немецкий солдат, он дезертировал и присоединился к нам около села Колышки. Мы зовем его Федя, его немецкое имя мне неизвестно. Отделение партизан устроило засаду на группу из 10 русских военнопленных и двух немецких солдат; один солдат был убит. Десять военнопленных теперь сражаются на нашей стороне. Немецкого солдата расстрелял из автомата Федя, обратившийся с просьбой об этом. Он проявляет большую активность, и его прозвали?героем?. Словесный портрет Феди: 19 лет, среднего роста, худощавый, темно-русые волосы; одет: немецкая форма без знаков отличия, белая меховая шапка с красной звездой?

В нашем кавалерийском взводе было 30 человек, в том числе один немецкий солдат по имени Федя. Его настоящее имя Фридрих Розенберг или Розенхольц. Он проживал рядом с Гамбургом. Насколько мне известно, он дезертировал. Он пользуется уважением, но в группе ему не доверяют и постоянно за ним следят.

Вполне возможно, что речь идёт о том же Фрице Шменкеле, район действий отрядов приблизительно совпадает, хотя в составе полка "13" отряда? Смерть фашизму? не было. Имя Федя смахивает на Фрица, с другой стороны возраст у Феди указан как 19 лет, а Фрицу в это время уже было 27 лет, плюс разночтения по месту рождения.

В книге "Записки военного переводчика" Верника С. М рассказывается опять же о Белоруссии 1943г где в местечка Острына он встретился с австрийцем из Вены по имени Курт, воевавшим на стороне партизан.
...Курт родом из пригорода Вены. Отец его? рабочий. Курт хорошо помнит 1934 год, революционные бои с австрийскими фашистами на рабочих окраинах Вены. Хотя ему еще и десяти лет не было, но патроны он и его товарищи рабочим подносили. ...когда меня призвали в армию и должны были отправить на Восточный фронт, отец при нашем последнем разговоре сказал: ?Курт, ты не должен воевать за наци?.
В Белоруссии на эшелон, в котором Курт и солдаты его полка ехали на Восточный фронт, совершили налёт советские самолёты во время которого Курт дезертировал. Через пару дней его задержали партизаны, после чего вступив в состав партизанского отряда он в течении двух лет воевал против немецких войск.

БОЕВОЕ БРАТСТВО

В июне 1943 г. к партизанам 1-й Белорусской бригады пришел из Витебска солдат немецкой воинской части Иоганн Гансович Лойда. «Я пришел к вам,- сказал он, - как чех, понимающий, что нет нужды бороться за фашистскую Германию. Вместе с тем я хотел бы предупредить вас о том, что немцы дешифруют ваши телеграммы, что связано иногда с большими потерями в людях и технике. Если вы считаете, что я принес этим пользу вашей Родине в деле борьбы с фашистами, то мне больше ничего не надо». Иоганн Гансович, или, как себя он называл, Иван Иванович, передал командованию бригады сведения, представлявшие ценность не только для партизан, но и для Советских Вооруженных Сил в целом. В частности, он сообщил данные о характере, количестве и размещении немецких воинских частей в Витебске, о системе и результатах немецкой радиоразведки.
Иоганн Лойда служил в немецком подразделении, которое занималось расшифровкой радиограмм Советской Армии и партизанских бригад. Для осуществления радиоразведки оно имело 60-70 автомашин с опознавательными знаками «Стрела», а с мая 1943 года – «Голова слона с двумя ушами», как символ подслушивания. Десятки самых совершенных по тому времени радиоприемников и семь пеленгаторных установок, расположенных в Витебске, Сураже и других пунктах области, работали круглосуточно. С их помощью гитлеровскому командованию удалось засечь радиостанции 3-й и 4-й Ударных армий, рации более десяти партизанских бригад и вести за ними постоянное наблюдение, расшифровывать важнейшие радиограммы. Чешский патриот рассказал, какие системы советских шифров наиболее легко поддаются расшифровке и что необходимо сделать для снижения эффективност и немецкого радиошпионажа.
Иоганн Гансович Лойда рассказывал о себе, что он родился в семье рабочего, ставшего позже коммунистом. Учил ся в институте. Собирался стать гражданским специалистом, посвятить себя мирной профессии. Он не хотел воевать. Но помимо своего желания был призван в немецко-фашистскую армию и в 1942 году отправлен на советеко-германский фронт. В 1943 году в подразделении радиоразведки прибыл в Витебск.
С первых дней службы в фашистской армии И. Г. Лойда подыскивал удобный момент, чтобы вырваться из окружения нацистов. И Витебске он познакомился с комсомолками Галиной Лятохо и ее подругой Валентиной Крыжевич, с Н. В. Кочетовым и его женой Зинаидой Филатовной, попав таким образом в одну из подпольных организаций, действовавших в пригороде Витебска - в деревне Разу вайка. После нескольких встреч и откровенных бесед Иоганн Лойда стал просить Галю Лятохо помочь ему перейти к партизанам, так как он не хочет воевать против своих. С каждым днем его просьбы становились все более настойчивыми. Иоганн заверил, что он не может больше ждать, что речь идет об очень важных делах, касающихся Советской Армии, что немцы знают, где находятся партизаны и что они передают на Большую землю, какие у них силы и потребности.
И вот однажды Лятохо предложила ему готовиться в партизаны, хотя где-то в душе еще таилось сомнение. А вдруг провокация? Через своего друга Яна Вильковича и Нину, жившую на Песковатике, Галя сообщила в 1-ю Белорусскую партизанскую бригаду, что к ним хочет перейти солдат немецких войск, чех по национальности. Во избежание каких-либо недоразумений было решено дать ему маршрут по деревням, и если он честный человек, не потянет за собой «хвост», то его встретят партизаны.
Чтобы запутать следы и скрыть от гитлеровцев действительную причину исчезновения Лойды, был разработан такой план: оставить на берегу Западной Двины немецкую форму Лойды, часть его писем и фотокарточек и, таким образом, навести гитлеровцев на мысль, что он купался и утонул. Так и было сделано. Немцы несколько дней искали пропавшего, опрашивали население, в том числе и Лятохо, нашли на берегу обрывки писем, порванную фотокарточку, носки (одежда за это время куда-то исчезла). На этом поиски Лойды прекратились. Операция «Иван Иванович» была проведена успешно.
Сохранился волнующий документ - приветственная открытка Иоганна Лойды, адресованная Галине Лятохо в 1943 году по случаю дня ее рождения. Он писал: «Моя милая Галя! Ко дню Вашего рождения желаю Вам от полного сердца всего хорошего, много счастья, здоровья. Также желаю в будущем году пожать Вашу руку и видеть перед нами уже ясное будущее. Ваш Иван Иванович».
Но 1944 год, как желал И. Г. Лойда, не был для Гали Лятохо и ее друзей по подполью счастливым. По доносу предателя Константина Ананьева она, три ее сестры и Ян Вилькович в сентябре 1943 года били схвачены гитлеровцами, подверглись жестоким пыткам, а затем были отправлены в лагерь смерти «Освенцим». Там погибла ее сестра Зинаида. Галя участвовала в лагерном патриотическом подполье. Из лагеря ее освободила Советская Армия.
За героизм и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, Галина Филатовна Лятохо (ныне Дворникова) удостоена высокой правительственной награды. Она живет и работает в городе Вильнюсе.
Фашисты боялись идейного влияния, которое могли оказать советские люди на «рыцарей похода на Восток». Не случайно в секретной инструкции, изданной еще 1 июня 1941 года в Берлине под названием «Двенадцать эаповедей поведения немцев на Востоке и их обращения с русскими», давался наказ будущим оккупантам: «Остерегайтесь русской интеллигенции, как эмигрантской, так и новой, советской. Эта интеллигенция... обладает особым обаянием и искусством влиять на характер немца. Этим свойством обладает русский мужчина и еще в большей степени русская женщина... Не заражайтесь коммунистическим духом».
Но никакие, даже самые строгие инструкции и уставы не могли предотвратить общение немецких солдат и офицеров с мирным населением, с советскими людьми. В процессе этого общении и под воздействием noлитической пропаганды партизан и подпольщиков в армии вермахта появлялось всё больше и больше военнослужащих, враждебно настроенных к гитлеровскому режиму и войне.
...Угроза гибели детей от голода заставила жену советского офицера Анну Алексеевну Сеткину пойти работать в подсобное хозяйство немецкой авиационной части. 3десь она имела возможность незаметно прихватить иной раз кое-что из овощей и накормить троих малолетних детей.
За продуктами в хозяйство обычно приезжал немецкий шофер Эрих Паленга. Анна Алексеевна долго и внимательно присматривалась к нему, все чаще вступала в разговоры. Постепенно они познакомились настолько, что могли говорить совершенно откровенно. Эрих часто в шутку называл Сеткину партизанкой. Она вначале бледнела от страха, молчала. Однажды, когда вблизи никого не было. Паленга сказал:
- Партизан - это хорошо!
- Почему же вы здесь, если «партизан-это хорошо»? - спросила его Анна Алексеевна.
- Если бы я знал, где они! - в голосе Эриха чувствовалось искреннее сожаление.
- Хорошо, я попытаюсь узнать, - пообещала Сеткина, хотя лично еще не имела связей с партизанами. Она знала, что Надя Лебедева (ныне Жбанкова) бывает у партизан, и решила посоветоваться с ней, что сказать немецкому солдату.
Через несколько дней, получив положительный ответ от Нади, Анна Алексеевна сообщила Эриху, что встретила человека, который может провести его в партизаны. Паленга очень обрадовался и предложил совершить побег на грузовой автомашине. Так и сделали. 19 октября 1943 года, прихватив с собой Анну Алексеевну Сеткину с детьми и патриотов Ивана Жбанкова и Казимира Поплавского, Эрих Паленга выехал из Витебска по старой Сенненской дороге. За городом их встретил партизанский проводник. В тот же день они прибыли в партизанскую бригаду «Алексея» и были определены в отряд «Прогресс».
В связи с побегом К. Поплавского и И. Жбанкова группа тайной полевой полиции (ГФП-703) докладывала командованию 3-й танковой армии: «Эти два молодых человека работали на аэродроме, и их должны были увезти на работу в Германию. Они удрали из вагонов... 19.10. они удрали из Витебска вместе с дезертиром ефрейтором Эрихом Паленга… Они поехали на грузовой машине. Паленга взял с собой Анну Сеткину, шесть канистр бензина, две винтовки, три ящика боеприпасов и отвез все это партизанам».
Более шести месяцев отважно сражался с гитлеровцами тридцатисемилетний немецкий антифашист Эрих Францевич Паленга. Когда в апреле 1944 года фашистские каратели плотным кольцом окружили партизан Полоцко-Лепельской зоны, Эрих Паленга был среди тех, кто стоял насмерть, кто ходил в рукопашные схватки с врагом, кто показал высокое мужество в ожесточенной битве с немецко-фашистскими карателями у озера Палик.
Многие партизаны Богушевской бригады и бригады «Алексея» хорошо помнят учительницу Скридлевской неполной средней школы, отважную разведчицу комсомолку Валентину Демьяновну Шелухо. Когда немецко-фашистские войска подходили к району, Валентина обратилась в райком комсомола с просьбой оставить ее для работы в тылу врага. Получив задание, подробный инструктаж и явки, молодая учительница осталась в богушевском партийно-комсомольском подполье. Жила она в родной деревне Застодолье. Валентина и ее друзья Ольга Войтихова, Ольга Сидоренко, Александр Молчанов, Мария Соловьева и Мария Кавалкина собирали оружие и передавали его партизанам, обеспечивали продуктами армейские группы, оставшиеся в окрестных лесах после окружения, распространяли среди населения сводки Совинформбюро и листовки.
По заданию Богушевского подпольного райкома партии осенью 1941 года Валентина Шелухо часто ходила в оккупированный Витебск для налаживания связей с городским подпольем и сбора разведывительных данных. В этом ей помогали коммунист В. А. Пятницкий и его дочь Алла. Позже вся семья Пятницких была расстреляна гитлеровцами.
В июле 1942 года, выполняя задание подпольного райкома партии и партизанской бригады «Алексея», Валентина пришла в Витебск и остановилась у коллеги по довоенной работе Лидии Николаевны Овсянкиной (ныне Ходоренко). Жила она в поселке Тарокомбината, по соседству с немецким военным городком. Лучшее место для ведения разведки трудно было подобрать. Здесь все на глазах, а главное - много словоохотливых гитлеровских солдат. Были они разные: и отъявленные фашисты, и такие, которые непрочь поболтать о положении на фронте, о последних новостях. В беседах девушки старались узнать мнение солдат о перспективах воины и таким образом определяли их моральный дух, политические настроении.
К Лидии Николаевне часто приходили местные учителя Мария Тимофеевна Цветкова (ныне Махонина), Клавдия Ивановна Потапенко, Александра Николаевна Овсянкина и ученица 17 средней школы города Витебска Зина Галыня, спасшая знамя своей школы и передавшая его партизанскому отряду. Так возникла подпольная группа; возглавила ее Валентина Шелухо.
На связь к партизанам и для передачи им необходимых сведении ходили Валентина, Лидия Овсянкина, Мария Цветкова. Неутомимыми их помощницами были молодые учителя из деревень Застодолье и Обухово - Ольга Сидоренко и Валентина Абозовская. Через них разведчицы получали от партизан задания, листовки, сводки Совинформбюро, продукты, а им посылали paзведывательные данные и медикаменты.
По вечерам девушки часто собирались вместе на квартире у Лидии или Марии, чтобы обменяться впечатлениями, накопившимися за день, обобщить собранные сведения, наметить план на завтра, договориться, кто пойдет на связь в бригаду. Поселок Тарокомбината стоял особняком за Двиной. Люди здесь жили дружные, самоотверженные. Тарокомбинат являлся удобным местом для проникновения в город армейских и партизанских разведчиков и выхода из города. Десятки советских военнопленных получали здесь помощь и приют, перед тем как уйти в партизаны.
В поселке иногда устраивались вечеринки. Но молодежь собиралась не для того, чтобы веселиться. Это был единственный способ обойти рогатки оккупационного рожима, открыто собраться вместе, лучше узнать друг друга, услышать что-либо новое, встретиться с нужным человеком.
Часто на вечеринки приходили немецкие солдаты. Многим из них нравились русские и белорусские народные песни и танцы. Иногда попросит немецкий солдат:
- Рус, сыграй «Катюшу»! - И над настороженным поселком вдруг взлетал знакомый напев. Парни и девчата с радостью подхватывали любимую песню. В такие минуты они представляли иные «Катюши», первые залпы которых еще летом 1941 года прогремели под Оршей, мысленно были рядом со своими отцами и братьями, сражавшимися с фашистскими ордами на фронтах воины.
Валя, Лида и Мария старались не пропускать вечеринок. Здесь можно было услышать, о чем говорят люди, видеть, кто как себя ведет. Можно было вступить в разговор с солдатом или офицером гитлеровской армии, узнать, откуда и когда он прибыл, когда и почему собирается уезжать.
В один из воскресных августовских вечеров 1943 года девушки заглянули на очередную вечеринку. Заняли, как обычно, свое место у порога, уклоняясь под разными предлогами от приглашений потанцевать. Вечер был в разгаре, когда зашли двое в форме немецких солдат. Раньше их здесь не примечали - значит, новички. Вели они себя довольно скромно, и это сразу бросилось в глаза. Стали позади девушек и смотрели на танцующих через открытую дверь, обмениваясь короткими репликами. Их речь не походила на немецкую. Девушки переглянулись. Один из них на ломаном русском языке обратился к Марии:
- Почему девушки не танцевают?
- А вы почему? - вопросом на вопрос ответила Мария.
- Нет настроения. Не такое сейчас время, чтобы танцевать.
- В таком случае пора и домой,- оказала Валя, чувствуя, что перед ними хорошие и нужные люди.
Вышли иа улицу. Оказавшись наедине с девушками, одни из попутчиков, как бы продолжая начатый в доме разговор, бросил им упрек:
- Нехорошо, девушки, ваши братья на фронте погибают, а вы здесь танцуете.
- А что же мы должны делать? - наивно спросила Валя.
- Надо воевать!
- Где? С кем? - поинтересовались девушки.
- В партизанском отряде.
- В партизанском отряде? - удивилась Валя. - Не собираетесь ли и вы воевать в партизанском отряде?
- Да, собираюсь!
Наступило неловкое молчание. «Кто они? - думала Валя. - Кто скрывается под мундиром фашистского солдата? Не провокация ли?» В бригаде предупреждали, что в городе действуют провокаторы, провалилось много подпольщиков, перебрав в памяти все только что услышанное, отбросила эту мысль и, очнувшись от минутного оцепенения, спокойно, как будто и не было никакого разговора, сказала:
- Ну, нам пора. Порядок есть порядок - скоро комендантский час. – И, не останавливаясь, девушки повернули на квартиру к Овсянкиной.
На следующий день Валя, Лида и Мария решили никуда не выходить, отсидеться дома. «Так лучшее», - думали они. Но мысль о вчерашней встрече не давала покоя. С таким трудом и риском приходится отвоевывать каждою человека в лагере врага, из десятков и сотен отбирать того, кто нужен, кто не подведет, кто поможет в выполнении ответственного задания бригады. А тут вроде сами просятся.
Что-то подкупающее, искреннее чувствовалось в этих солдатах. У них не было самоуверенности и наглой навязчивости, характерной для большинства гитлеровских солдат и офицеров. Даже внезапно прерванный разговор и поспешный их уход не вызвал у них раздражения. Молча, застыв на место, солдаты провожали их взглядами до самой квартиры.
- Завтра пойду в бригаду, расскажу об этой встрече, - заявила Валя подругам. - Посоветуюсь, что делать дальше. Вот так, прямо, могут говорить или друзья или провокаторы. Попробуй разберись.
Так и порешили. День клонился к закату. Вместе собрали узелок с нехитрыми пожитками для «обмена» в деревне на продукты. Хотя пропуск у Вали был настоящий, но осторожность всегда нужна. Поели картошки в мундирах с солью, запили холодной водой и стали готовиться ко сну.
В дверь постучили. Лида взглянула в окно и, бросившись прикрывать разобранную постель, прошептала:
- Девушки, вчерашние знакомые!
- Ну, что же, продолжим разговор,- оживилась Валя и пошла открывать дверь.
- Милости просим, господа партизаны! - отвешивая низкий поклон и уступая дорогу, встретила она незваных гостей.
- А почему бы и нет, - в тон ей ответил среднего роста, стройный темноволосый солдат.
- Нет, вы это серьезно? Вот здорово! Непобедимые немецкие солдаты, и вдруг захотели в партизаны! Офицеры, а может, сам Гитлер обидел? -захлебывалась от смеха Валя.
- Не надо смеяться, девушки, - совершенно серьёзно заявил он. - Давайте лучше знакомиться. Я – Вилим, а это мой друг Вацлав.
- Валя, Лида и Мария - учительницы без учеников, - представила разом всех Шелухо. - Чем можем служить?
- Мы не фашисты и даже не пемцы, - присаживаясь к столу заговорил Вилим. - Мы чехи, чешские комсомольцы. Не по своей воле носим эти мундиры. Они жгут тело. Мы ненавидим фашистов. Они поработили народы Европы, в том числе и нашу родину - прекрасную Чехословакию. Теперь в опасности первая в мире страна социализма. Верим - Россия победит, но и мы не можем стоять в стороне. Помогите нам связаться с партизанами. Вам это легче сделать. Видим, вы настоящие советские девушки.
Вилим и Вацлав рассказали о себе, как они оказались в войсках вермахта, о давно задуманном плане побега. Но как и куда? Здесь они никого не знают.
Расставаясь. Валя сказала:
- Не знаю, что вам и посоветовать. Люди мы городские, а партизаны, говорят, находятся в лесах. Пойду завтра в деревню добывать продукты - попытаюсь расспросить. Заходите.
Так Валентина Шелухо, Лидия Овсянкина, Мария Цветкова, а затем и Клавдия Потапенко познакомились с чешскими патриотами Вилимом Креузигером и Вацлавом Шмоком, которые работали в немецких полевых авиаремонтных мастерских на витебском аэродроме, а через них - с немецким антифашистом Фрицем Шнайдером.
Вилим Губертович Креузигер был членом Союза Коммунистической молодежи Чехословакии с 1930 года. Неоднократно арестовывался и сидел в тюрьмах за политическую деятельность, лишался права проживать в родном городе Юзофове и его окрестностях. В период фашистской оккупации страны активно участвовал в рабочем движении. В конце 1942 года был мобилизован в вермахт и в составе легкой полевой авиамастерской отпраплен на советско-германский фронт в качестве авиаслесаря. Весной 1943 года он попал на витебский аэродром. С первого же дня службы в армии Вилим делал все, чтобы поступавшие в мастерскую немецкие боевые самолоты как можно дольше находились там или направлялись для капитального ремонта на военные завода в Германию.
На витебском аэродроме он привлек к подрывной работе своего соотечественника Вацлава Шмока и немецкого антифашиста Фрица Шнайдера, работавшего механиком по электроприборному оборудованию. Так возникла группа диверсантов, действовавшая на аэродроме на протяжении четырёх-пяти месяцев 1943 года. Будучи высококвалифицированными специалистами, Вилим, Вацлав и Фриц устраивали скрытые дефекты в бензобаках, приборах, системе энергопитания и сигнализации самолетов, ослабляли узлы крепления, уничтожали гидравлическое масло, острый недостаток в котором испытывали немцы.
Установив контакт с группой В. Д. Шелухо, антифашисты еще больше активизировались. Они распространяли листовки, полученные от подпольщиц, вели агитационную работу среди немецких солдат, добывали медикаменты для партизанского госпиталя, сопровождали девушек по городу для сбора разведывательных данных, передавали подробнейшую информацию об аэродроме, подавали сигналы советским самолётам, взорвали склады боеприпасов и продовольствия.
Столкнувшись с фактами саботажа на аэродроме, гитлеровцы взяли под подозрение всех, кто имел отношение к ремонту самолетов. Чтобы предотвратить провал, Вилим Креузигер и Вацлав Шмок получили указание уйти в лес. 10 октября 1943 года в сопровождении Валентины Шелухо и Лидии Овсянкиной они прибыли в партизанскую бригаду «Алексея». Партизаны тепло встретили своих чехословацких братьев.
Вилим Креузигер возглавил в бригаде интернациональную группу, состоявшую из чехов, словаков, югославов и нем цев. Они храбро сражались с фашистскими захватчиками, участвовали во многих боевых операциях, в том числе в боях с карателями у озера Налик. Вацлав Шмок входил в группу подрывников, которая спустила под откос два эшелона с живой силой и техникой противника: 16 октября 1943 года в районе станции Сосновка и 18 октября в районе станции Замосточье. Он штурмовал вместе с партизанами многие гарнизоны противника, восемь раз подрывал рельсы на железных дорогах. Только в апреле 1944 года уничтожил из своей снайперской винтовки 20 гитлеровцев. Был дважды ранен. На боевом счету Вилима Креузигера 7 подорванных автомашин, 2 бронемашины. 12 yничтоженных мостов и до 10 километров линий телефонной связи противника. Вот один из примеров храбрости и мужества Вилима Краузигера.
Уже девять дней бригада «Алексея» отражала бешеный натиск фашистских карателей в Ушачском районе. Отряд «Прогресс», в котором находился Kpеузигер, держал оборону на дороге Логи - Бушенка. 25 апреля 1944 гада две роты отряда были брошены в обход гитлеровцев, угрожавших прорвать оборону между соседними партизанскими бригадами. Оставшиеся две роты были внезапно атакованы пехотным батальоном противника. Завязалась жестокая схватка. Казалось, вот-вот гитлеровцы сомнут передовые линии партизан. В этот критический момент на бруствере окопа выросла стройная худощавая фигура Валима Креузигера. Презирая смерть, он поднял автомат над головой и крикнул: «Вперед, товарищи, за Родину!» Громовое «Ура!» потрясло поле боя, а партизаны все, как одни, бросились вперед. Противник не выдержал натаска и обратился в бегство. Партизаны униитожили 45 гитлеровцев, в том числе командира батальона.
После соединения с частями Советской Армии в июле 1944 года чехословацкие патриоты участвовали в освобождении своей родины в составе корпуса генерала Свободы, сражались под Дуклой, Ратибором, Опавой, Моравской-Остравой.
…Проводин Креузигера и Шмока в лес, Шелухо и Овеянкина возвратились в Витебск, чтобы отправить к партизанам группу немецких антифашистов. Но было уже поздно. Часть, в которой они служили, неожиданно отправили нa фронт.
Однажды Валентина Демьяновна Шелухо получила задание добыть план Bитебска с нанесеаными на него военными объектами врага. Задание не из легких. Для выполнения его необходимо было проникнуть, что называется, в самое логово оккупантов в городе. Партазанская разведчица снова решила прибегнуть к помощи антифашистов.
В октябре 1942 года Валентина познакомилась с сотрудником витебской фельдкомендатуры. Он назвал ей только свое имя - Эрих. Как затем выяснилось, Эрих был немецким коммунистом, журналистом по профессии, ненавидел фашизм, но действовал исключительно осторожно. Прежде чем довериться Валентине, он долго проверял ее. Когда убедился, что она действительно ненавидит фашизм и активно борется с ним, начал помогать нашей разведчице. Эрих выдал ей специальный пропуск фельдкомендатуры, неоднократно давал бланки пропусков с подписями и печатью для партизанских связных.
Из бригады «Алексея» Валентина приносила в город сводки Совинформбюро, газеты, листовки. Эрих разбрасывал и расклеивал их в самых опасных местах: в комендатуре, на дверях штабов немецких воинских частей, на приказах и объявлениях гитлеровцев, подкладывал в служебные папки немецких офицеров. Он дважды предупредил партизан о предстоящих карательных экспедициях против них. Свои донесения он подписывал: «Таинственный друг». Как представителю фельдкомендатуры, Эриху не составляло особого труда нести разведку. Он заходил в любую воинскую часть, предъявлял свое удостоверение, получал необходимые данные и затем передавал их Шелухо. «Таинственный друг» помог нашей разведчице добыть и план Витебска, нанести на него военные объекты врага. По этому случаю в дневнике партизанской бригады «Алексея» имеется следующая запись: «Подпольщицей Шелухо Валентиной из витебской фельдкомендатуры был добыт план города Витебска». За этими скупыми словами таится напряженная работа, требовавшая величайшей собранности и риска, непоколебимой веры в победу нашего справедливого дела.
О «Таинственном друге», к сожалению, нам известно очень мало, только его имя. В свое время на предложение Валентины Демьяновны уйти в партизанский отряд Эрих ответил:
- Борьбу с фашизмом можно вести везде. В армии для меня более выгодная позиция. Находясь здесь, я принесу больше пользы для вас, чем в партизанском отряде.
На этом они и расстались осенью 1943 года, когда Валентина получила указание уйти из города.
После войны В. Д. Шелухо и ее боевые друзья вновь работают на ниве народного просвещения. Им есть что вспомнить, есть о чем рассказать нашему подрастающему поколению.
В августе I966 года в Праге состоялся XVIII Всемирный конгресс Международной организации преподавателей художественных дисциплин. В числе делегатов Конгресса была и В. Д. Шелухо. Но самое радостное событие для нее произошло после конгресса. 14 августа 1966 года, после двадцатилетней разлуки, Валентина Демьяновна встретилась в городе Карвина с Вилимом Креузигером, познакомилась с его семьей: женой Марией - заслуженной учительницей школ ЧССР, дочерью Евой и сыном Петей.Встреча вылилась в настоящий праздник братской дружбы. Приветствовать В. Г. Креузигера и В. Д. Шелухо пришли товариши Вилима по работе. Друзья вспоминали боевые эпизоды из подпольной и партизанской борьбы на Витебщине в годы Великой Отечественной войны. Под аккомпанемент Евы исполнили любимые партизанские песни. В семье Kpеузигера все любяи и хорошо знают русский язык, часто говорят на нём, читают произведения советских писателей.
Дружба чехословацкого коммуниста Вилима Губертовича Креузигера с витебскими подпольщиками продолжается, крепнет. В одном из писем Владимиру Гавриленко он пасал: «В течение 20 лет я с чувством любви и гордости всномина нашу партизанскую семью. Я люблю советских людей, которые принесли большие жертвы в борьбе за свободу народов мира. В большой любви к Советскому Союзу и Советскому народу я воспитываю своих детей и ежедневно напоминаю им, что без помощи Советского Союза мы не были бы свободны».

До войны Маша Васильева училась в рыльской школе № 1 имени Г.И. Шелихова, окончила восемь классов. Муся, как ее звали подруги и мама Елизавета Николаевна, ничем не выделялась среди сверстников, разве что своей серьезностью, рассудительностью, начитанностью. Училась хорошо, особенно ей давался немецкий язык и по этому предмету имела одни пятерки. Муся считала, что язык Гейне и Маркса нельзя знать плохо.

Свою учебу она продолжила в средней школе села Званного Глушковского района – оттуда родом был ее отец Михаил Георгиевич, расставшийся с Елизаветой Николаевной и работавший в лесничестве. Там, в Званновской школе, Маша вступила в комсомол и перед самой Великой Отечественной войной получила аттестат зрелости.

В октябре 1941 года фашисты оккупировали Рыльский и Глушковский районы. Гарнизону требовались переводчики для работы в комендатурах, а они располагались не только в городе, но и в крупных селах. По приказу начальника комендатуры Рыльска были организованы лично им курируемые курсы переводчиц из числа молодых девушек. Попала на эти краткосрочные курсы и 16-летняя Маша Васильева. К этому времени с комсомолкой установил связь базировавшийся в Глушковском районе штаб партизанского отряда имени Щорса под командованием Афанасия Яковлевича Синегубова. Точно не известно, какие документы предъявила немцам Маша, но герр комендант охотно принял на работу толковую девушку, белокурую красавицу с косами, аккуратно уложенными вокруг головы, одевавшуюся по-городскому и носившую модные шляпки. Юный возраст фройлен Маши не вызывал у немцев подозрений, что она связана с подпольем. Кроме устного перевода, в ее обязанности входила перепечатка на пишущей машинке приказов, рапортов, из которых разведчица черпала важные сведения, копируя их.

В комендатуре она познакомилась с обер-лейтенантом Отто Адамом, начальником оружейного склада, облеченного особым доверием коменданта.

Интендант оказывал девушке знаки внимания, иногда провожал до дома поздними вечерами. В разговорах постепенно раскрывался внутренний мир Отто. Человеку мирной профессии – скорняку была ненавистна война, но в 1939 году в результате всеобщей мобилизации его против воли поставили «под ружье» и направили на фронт – сначала в Польшу, а после нападения Германии на СССР он оказался в Курской области и служил в рыльском гарнизоне. Отто рассказал Марии с болью в голосе, что в Польше был свидетелем, как в концлагерях варварски обращались с военнопленными и с гражданским населением, как уничтожали в печах людей разных национальностей. И содрогался от жестокости «нового порядка» на русской земле, при котором происходили массовые расстрелы людей, подозреваемых в связях с партизанами, а также сельских жителей, посмевших не сдать продукты в пользу немецкой армии. Многие становились жертвами карательных репрессий.

Мария поверила в искренность исповеди обер-лейтенанта и стала ему доверять, а после того как он заметил у нее на квартире связных из группы подполья и не доложил об этом начальству, немецкий интендант еще больше расположил к себе Машу. В комендатуре он вел по телефону важные разговоры громче обычного, чтобы в соседнем кабинете переводчица смогла их услышать. Или же вроде бы по рассеянности оставлял у нее на столике секретные документы для их перепечатки. Комсомолка прятала эти сведения в «закрытый почтовый ящик», оттуда они попадали на конспиративную квартиру, дальше в партизанский отряд и на Большую землю. Таким образом Маша могла передать нашим о готовившихся карательных операциях; списки людей, подлежавших угону в Германию на принудительные работы, фамилии тех полицаев и старост из числа русских, особо зверствовавших, стараясь выслужиться перед новыми властями.

Маша и Отто все чаще общались, доверяя друг другу. По взглядам, которыми они обменивались, было видно, что их чувства уже не скованы служебными обязанностями, а существуют сами по себе. Ни в каких документах, ни в какой летописи не мог быть отражен долгий путь их взаимоотношений. Возможно, что было так: молодые люди шли по улицам весеннего Рыльска. Спустились с горы Ивана Рыльского и подошли к берегу Сейма, полноводного от сильного паводка. Старинный город был окутан белой дымкой цветущих садов. И тут сердце девичье проснулось. А Отто давно пылал нежными чувствами к русской девушке и постарался окончательно рассеять ее сомнения относительно своего отношения к военной службе в рядах вермахта. С потеплевшим взором широко распахнутых глаз признался: «Я не хочу больше убивать, не хочу умирать. Потому и спешу в ваш дом каждый вечер. Боюсь, что без вашей веры в справедливость борьбы с фашизмом утрачу то, что во мне появилось не без вашего участия… Утрачу совесть».

С того момента Маша стала воспринимать немца Отто не как врага, а как сподвижника и близкого друга. Он ответил готовностью помогать подпольщице. Будучи начальником оружейного склада, Отто втайне передавал девушке толовые шашки, взрыватели для мин, помогал вынести из комендатуры оружие.

Нацисты со свастикой, крепко засевшие в Рыльске, чувствовали себя хозяевами жизни и, несмотря на опасность со стороны партизан, позволяли себе всякие вольности. В городе работали рестораны, казино и другие увеселительные заведения. Молодой офицер приглашал фройлен Машу в казино якобы для того, чтобы отдохнуть и послушать концерт. За столиками кстати было заводить разговоры, в том числе с занимавшими ответственные посты немцами. Опьяненные шнапсом, они болтали лишнее, и порой в этих развязных высказываниях проскальзывали важные сведения.

Об опасной работе Муси, связанной с партизанами, знала, кроме подпольщиков, лишь ее мать Елизавета Николаевна. А знакомые и даже незнакомые ей люди прямо в глаза обзывали девушку «немецкой курвой», «овчаркой» с добавлением крепкого русского мата. Скрепя зубы Мария вынуждена была проглатывать незаслуженные оскорбления, а мысленно ее душа кричала: «Верьте мне, люди!»

Мария Васильева напоминает образ другой русской подпольщицы, Нилы Снижко, работавшей в условиях оккупационного режима переводчицей в комендатуре. На долю героини драмы Афанасия Салынского «Судьба барабанщицы», как и на долю реальной девушки Маши, вчерашней школьницы, выпало столько мук, что представить трудно, и она мужественно их переносила.

В начале 1943 года в комендатуре стали замечать, что происходит утечка информации. Подозрение пало на переводчицу Васильеву. Параллельно была организована ревизия на оружейном складе и обнаружена недостача оружия. Когда угроза разоблачения подпольной деятельности молодых людей, иначе говоря, угроза фашистской петли, нависла над ними, Маша и Отто тайно бежали из Рыльска. 10 февраля 1943 года след их из комендатуры простыл. Они переправились в Глушковский район в отряд Синегубова.

Приберегли два патрона для себя

Отряд имени Щорса действовал с октября 1941 года и входил в состав 2-й Курской партизанской бригады. В зоне его влияния находились Глушковский, Рыльский, Крупецкой районы, часть Сумской области и даже Орловщина. Народные мстители взрывали мосты, пускали под откос паровозные составы; во время внезапных налетов на комендатуры убивали немцев и полицаев. Партизаны сражались в прифронтовой полосе, ведь в марте 1943 года Рыльский и Глушковский районы всё еще находились под пятой у фашистов, начавших в качестве реванша за свое поражение в Сталинграде готовиться к летнему наступлению и крупнейшей операции под Курском.

К этому времени отряд имени Щорса насчитывал 250 «штыков». Вступление в него М.Васильевой и Отто Адама вызвало у партизан пересуды, они очень настороженно отнеслись к Отто, ведь он немец и наверняка любил фатерлянд – свою родину. Но по мере узнавания чужака в нем почувствовали «своего парня». Как и его новые товарищи, он ел простую пищу, курил цигарку-самокрутку из злой махорки, носил телогрейку и шапку-ушанку с распущенными «ушами». Стал немного изъясняться по-русски, благо что «учительница» была всегда рядом. Главное же, чем расположил к себе Отто, – он четко выполнял все задания. Одно из них было совсем не обычным. В группу Адама входили Маша и боец Владимир Голованов. Они разыгрывали целые инсценированные спектакли. Отто, переодетый в форму гауптмана (капитана), в лайковых перчатках и с моноклем, как важный господин восседал в коляске, запряженной гнедым резвым жеребцом. Рядом сидела в качестве переводчицы надменная фройлен Маша, а роль ездового исполнял Голованов, тоже переодетый в немецкую форму. На случай обстрела в коляске было спрятано оружие, прикрытое соломой.

Троица подкатывала к железнодорожным станциям, и Отто под видом проверки по-немецки вел переговоры с руководством станции, разговаривал свысока, узнавал графики прохождения поездов и пути их следования. Однажды на одной станции он так отчитывал «подчиненных» за плохую работу, что те потеряли дар речи, а затем на их глазах распорядился отогнать три состава, в которых перевозили скот, мешки с цементом и посылки из Германии.

Полученные разведданные связисты отряда передавали в штабы красноармейских формирований. Удачно проведенные с риском для жизни наскоки в самое логово врага окончательно рассеяли подозрения по отношению к Отто.

В 1961 году бывший командир отряда А.Я. Синегубов написал своей рукой воспоминания, находящиеся в фондах Рыльского краеведческого музея. Есть в этом письме и такие строки: «Во многих селах Глушковского, Рыльского, Крупецкого районов, где бывал отряд, население знало, что в числе наших бойцов воюет немец. Его так и называли: Отто – немец-партизан. И Адам оправдал поручительство Маши в преданности нашему общему делу. Отто и Маша действительно совершали чудеса. Они выполняли сложные и трудные задания по разведке. Вместе с отрядом участвовали во многих боях против немецких оккупантов и завоевали уважение к себе всех бойцов.

Помню, в одном бою в марте 1943 года в Казенном лесу возле села Неониловки нацисты бросили на нас полк солдат, а нас было всего 250 человек. Очень тяжелым был бой: нам приходилось отбивать атаку за атакой, а боеприпасы кончались. Положение создалось угрожающее. И тогда Маша, смелая дивчина, поползла к убитым немцам и притащила пулемет, патроны. Из этого пулемета Отто стал строчить по немцам. У убитых забирали боеприпасы. Враги потеряли около пятисот человек и были вынуждены отступить, а мы ушли в другие леса».

Совместная деятельность антифашиста и русской разведчицы способствовала их сближению. Они уже не скрывали своих чувств. В отряде их называли жених и невеста, и товарищи старались оставить их наедине, как только представлялась такая возможность. Молодые люди мечтали пожениться, вели разговоры о своем будущем – хотели после войны, конец которой уже вырисовывался, уехать в Москву, чтобы учиться. У Отто было стремление стать мостостроителем, а Маша решила стать учителем. Не знали, какая участь ждет их в скором времени.

20 марта 1943 года Отто, Маша и Голованов вновь отправились, как оказалось, в свою последнюю разведку. Когда спустя четыре дня они возвращались в отряд, то в Ходейковском лесу, невдалеке от реки Сейм, напоролись на засаду. Их выдал предатель староста села Ходейково Бондаренко. Партизаны стали отбиваться от немцев, выдержали несколько атак. В ходе перестрелки тяжело ранило Голованова.

Во время внезапно возникшей передышки Отто стал лихорадочно размышлять. Эту ситуацию представил себе писатель Василий Алёхин в романе-трилогии «Сполохи над Сеймом» (в третьей части «Пуля на двоих»): «Девушка, которая рядом с ним, не простая путеводная ниточка из прошлого в настоящее. Ниточка-то потянулась к будущему. А я поверил было в счастье… Разве эта девушка не заслуживает счастья? Разве не ради этого пришла в жизнь? Пришла и в мою жизнь, в мое сердце. Отто долгим взглядом вглядывался на Машу, такую родную, такую близкую. Кто она мне? Друг? Но друзей только помнят, а я готов отдать ей свою верность. Верность – навечно. Ах, как нелепо гибнуть, когда тебе улыбается счастье, когда только начал освобождаться от страха за собственную жизнь».

Стрельба возобновилась. Враги приближались все ближе. Они хотели взять партизан живыми. Помощи ждать было неоткуда, а патроны были на исходе. Два из них разведчики оставили для себя. Отто чувствовал близкий конец и принял очень непростое для себя решение. Он содрогнулся, представив, что любимую будут пытать в гестапо, а потом повесят или расстреляют.

Оставались считанные секунды. Отто вынул из кобуры вальтер. Маша поняла его намерение, но не отстранилась, когда Отто привлек ее к себе, обняв за плечи. Маша прижалась щекой к его щеке, виском своим к виску любимого человека. Раздались два выстрела. Сначала Отто выстрелил в Машу, а потом покончил с собой.

Владимир Губанов узнал о смерти своих боевых товарищей, придя в сознание в деревенской хате, от женщины, которая подобрала парня и его выхаживала. А ей передали по «народному радио» о печальной участи Отто и Маши.

Героев похоронил прямо в лесу один рыбак, и не в гробу (сбивать доски было некогда), а в простынке. Через несколько дней сюда добралась Елизавета Николаевна. Ей дали лопату, и женщина разрыла могилку. Тела Маши и Отто было уже не узнать. Она признала дочь лишь по белокурым косам, отрезала их себе на память, а на самой могиле посадила липу.

Могила была по существу заброшена, пока в 1945 году прах влюбленных не перенесли в братскую могилу села Званного. А в 1965 году по случаю 20-летия Великой Победы – в братскую могилу в поселке Глушково.

Лучшая награда – народная память

За свой героизм ни Маша, ни Отто не получили никакой государственной награды, и лучшая награда патриотам – память народная. После окончания войны перв ыми об этой паре разузнали краеведы и музейные работники. В Глушковском краеведческом и Рыльском краеведческом музеях я с интересом ознакомилась с экспозициями, посвящёнными М. Васильевой и О. Адаму, с документами. В Рыльске есть письменные свидетельства очевидцев тех грозных событий. Заинтересовали меня предметы, принадлежавшие Маше Васильевой: тетрадь в клеточку по геометрии, где ее рукой аккуратно написан текстовой материал, сопровождающий геометрические фигуры; вышитая ею небольшая картинка на льняной ткани; школьные и семейные фотографии Маши, а также ее фотопортрет с косами, выполненный, когда ей было лет 16. Все очень трогает душу.

Эта необычная для военного времени история разными путями доходила до журналистов, местных литераторов, профессиональных писателей. Первооткрывателем волнующей темы следует считать курского драматурга Олега Викторова, участника Великой Отечественной войны, с которым я встретилась незадолго до его смерти в 2006 году. И он мне рассказал, что послужило толчком для обращения к материалу с драматическим концом. В 1959 году Олег Сергеевич, по образованию юрист и работавший тогда в областной прокуратуре, в составе группы прокуроров расследовал в Глушковском районе злодеяния бывшего старосты села Ходейково Бондаренко. Фашистский прихвостень 15 лет скрывался от справедливого возмездия. На суде были представлены факты его участия в казнях советских людей и издевательствах над односельчанами. Он-то и поведал о гибели Маши и Отто.

История любви русской девушки-разведчицы и немецкого офицера-антифашиста не давала покоя Викторову как начинающему драматургу. Целый год он работал над драмой, вылившейся в пьесу «Это было под Курском» («Отто Адам)», которая под разными заголовками была поставлена в Курском, Белгородском и Сумском драмтеатрах, а спектакль «Это было под Курском» самодеятельного театра Курского завода резиновых технических изделий сняла на пленку в 1961 году областная студия телевидения. При этом артисты играли в реальной обстановке в Глушковском районе, возле села Званного. Об этой пьесе и ее реальных героях написал журнал «Огонек» (№20, май 1961 года). Статью перепечатала немецкая газета «Wochen Post», и родные Отто Адама узнали о его судьбе, которая была им неизвестна. Надо ли говорить, что пережила при этом известии фрау Лине Адам, узнавшая, что ее родной сыночек нашел свой последний приют на чужбине. Она очень хотела приехать в СССР на место погребения сына, но из-за «железного занавеса» ей отказали в визе. Зато такую поездку удалось совершить дяде Отто – Фритцу Байеру и его жене Элизабет. Еще до войны Фритц вступил в коммунистическую партию Германии, а после войны был директором Лейпцигской высшей партийной школы, к тому же за активную антифашистскую деятельность его наградили Ленинской юбилейной медалью, и отказать в визе для поездки в СССР такому человеку не могли. Супружеская пара приехала в Глушково в мае 1970 года, когда отмечалось 25-летие Великой Победы.

О подробностях частного визита рассказала мне заслуженный учитель РФ Нина Митрофановна Бондаренко:

– Гости из ГДР приняли участие в торжествах в парке имени Фрунзе и возложили на братскую могилу венок от своей семьи, дотронулись рукой до мемориальной плиты, словно хотели согреть своим теплом холодный камень.

От Фритца мы узнали об Отто. Он был спокойным, незлобивым человеком; ни в каких митингах и путчах не участвовал, политикой не интересовался и антифашистом себя не считал, в отличие от отца. Когда Отто воевал в Польше, то отец и его брат Фритц за политическую деятельность оказались в концлагере. Фритцу удалось освободиться, а вот отец Отто не выдержал пыток и погиб. Приехавшему домой на побывку племяннику дядя сообщил грустную весть. Смерть отца и увиденные в Польше злодеяния перевернули его психологию, и он стал убежденным антифашистом. Узнав о переходе Отто на сторону красных, часть соотечественников назвала его предателем. Но были и иные немцы, об этом говорит, в частности, такой факт: в Трептов-парке, на кладбище, где лежат погибшие советские воины, находится памятник: тоненькая юная девушка с длинными косами положила голову на плечо немецкого офицера, и надпись на бронзовой доске написана по-немецки «Светлой любви Маши Васильевой и Отто Адама (1941-1943)».

…Мы с немецкими гостями съездили на то место, где погибли Маша и Отто, поклонились святой земле. Побывали мы и в Званном, на братской могиле, куда первоначально были перенесены останки героев. Это место памятно мне еще и потому, что в мае 1945 года здесь меня приняли в пионеры.

Послесловие

В парке имени Фрунзе поселка Глушково есть памятник глушковцам, погибшим в борьбе с нацистской Германией. Он возвышается над братской могилой. На мраморной доске, помимо других имен, обозначены фамилии: Васильева М.М. – партизанка (1925-1943), а ниже – Отто Адам (немец) – партизан (1913-1943). Их имена занесены также в 11-й том областной Книги памяти.

В будние дни в парке тихо, раздается только пение птиц. Шелестят листвой липы, клены, выбросили «белые свечи» каштаны – они словно салютуют патриотам.

… Уснули навеки два сердца, соединившиеся в одно. Малоизвестный поэт, описав похожую историю, воскликнул:

И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее красной лентой извиваясь.
Две жизни падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь.

Несмотря на драматическую концовку, жизнь русской девушки и немецкого парня стала символом благородства, смелости, самопожертвования и всего, что возвышает человека. Уж сколько лет в народе жива история, похожая на легенду.

22-03-2007

Партбилет НСДАП № 90

В апологетических книгах о чекистском террористе Кузнецове, неоднократно писалось, что он собирался застрелить (или взорвать гранатой) рейхскомиссара Украины Коха.

А почему он охотился за Кохом?

Нужно ли это было?

Откуда эта странная и непонятная история о подготовке покушения на гаулейтера Украины?

Осмелюсь назвать это очередным мифом советской пропаганды.

В Польше, в тюрьме города Барчево, в конце 1986 года, в возрасте почти 90 лет умер один из самых жестоких преступников эпохи национал-социализма: Эрих Кох, бывший рейхскомиссар Украины.

После войны ему удалось скрыться, но в 1949 году англичане его поймали и выдали советскому правительству. Все ожидали громкого показательного процесса.

Но произошло невероятное: Сталин отдал Коха остолбеневшим от неожиданности польским коммунистам. Те, естественно, приговорили рейхскомиссара к смертной казни. Но затем вдруг помиловали и заменили казнь пожизненным заключением. По своей воле сделать это они никак не могли: такого преступника в те годы мог спасти от смерти только один человек - Сталин.

Пусть нынешнее поколение о Кохе забыло.

Но для истории чрезвычайно важно получить правдивый и точный ответ на вопрос: почему преступник, по воле которого расстреляны, повешены, замучены, умерли от голода сотни тысяч людей на Украине, чье прозвище было “палач Украины”, вдруг попал в руки поляков, которые его выдачи не требовали?

И почему он был вдруг помилован?

Какое у него было „смягчающее вину обстоятельство"?

Сегодня на этот вопрос западные специалисты предлагают несколько ответов. Мы никак не можем судить о степени их достоверности. Но об одном из них, на первый взгляд наиболее невероятном, хотелось бы рассказать: существует подозрение, что Кох был советским агентом!

Вспомнили, что когда Кох вступил в национал-социалистическую рабочую партию (это было в 1922 году, Кох обладатель партбилета № 90), то был сторонником большевистских методов работы. Эти симпатии он сохранял все 20-е годы. Известно, что он восхищался советской коллективизацией.

Будучи рейхскомиссаром Украины, Кох оказался одним из наиболее жестоких палачей.

Вследствие его политики население занятой Украины - немалая часть которого встречала немцев как освободителей - стало относиться к оккупационным властям все хуже и хуже

Распространенное мнение, что при Гитлере все рейхскомис-сары и все высшие начальники “шагали по струнке” и вели себя совершенно одинаково, буквально выполняя приказы, - неверно.

Жестокость проявляли все, но степень ее была разная, и будь на месте Коха другой, он в определенных рамках мог бы проводить несколько иную политику.

Не все помощники Гитлера считали жестокость полезной. Даже такой человек, как Розенберг, предлагал добиваться симпатий населения оккупированных областей, и для этого распустить колхозы, поддержать верующих и создать систему самоуправления.

Действия Коха он считал вредными, вбивающими клин между населением и оккупационными властями.

Не только Розенберг, но и Геббельс, понимали, насколько вредны для нацистов действия обладателя партбилета № 90.

Кох заявил в Киеве, что “мы пришли сюда не для того, чтобы сеять манну небесную”, что “мы народ господ и должны понимать, что самый последний немецкий рабочий в расовом и биологическом отношении в тысячу раз ценнее, чем местное население”.

Летом 1943 года Геббельс жаловался в дневнике: “Мы занимаемся слишком много войной и слишком мало политикой. В нынешнем положении, когда наши успехи не так уж велики, было бы неплохо обратить внимание на инструмент политики!”

Он, очевидно, не понимал, что Кох “инструментом политики пользовался в полную силу - но не так, как хотел бы Геббельс. А Гитлер, в своей одержимости, политику Коха, как мы знаем, одобрял и поддерживал.

Но что заставляло самого Коха проводить эту политику? Был ли он одержим, как фюрер, нацистским безумием? Или расправлялся с пленными и с местным населением для того, чтобы озлобить их против немцев и помочь этим Сталину?

Ведь вот, что странно.

В Белоруссии действовал жесточайший генеральный комиссар В.Кубе, но его зверства бледнели перед зверствами действовавшегон а Украине Коха.

Казалось бы, это должно соответственно отразиться на настроениях населения. Между тем, антинемецкие настроения в сельской местности на Украине оцениваются в 9%, в то время. Как в Белоруссии – в 20%> 1 . Прятался же после войны оттого, что понимал: такого свидетеля, как он, Иосиф Виссарионович вполне может ликвидировать.

Большинство самых тайных секретов становятся когда-то явными. Подождем - увидим. Но вполне законно - и вовсе не из любви к сенсациям - уже сегодня задать вопросы: по какой причине Коха не судили в Советском Союзе?

Почему бургомистров, полицейских и других, бывших на службе немцев, расстреливали, а их верховного начальника помиловали, поместили в пoльскую, а не советскую тюрьму, и дали помереть своей смертью 2 ?

Человек “Никто” - Ковпак

Коммунисты понимали, какую роль может сыграть партизанское движение в ходе войны, и бросили на его организацию немало сил. В немецкие тылы направлялись опытные разведчики, организаторы диверсий, специалисты-минеры. Уже созданные партизанские соединения инспектировались работниками центральных штабов партизанского движения.

П.Вершигора рассказывает о пребывании в отряде Ковпака руководителя партизанского движения на Украине генерала НКВД Т.А.Строкача, до войны занимавшего пост заместителя наркома внутренних дел Украины. При участии военных специалистов разрабатывается стратегия и тактика партизанского движения.

Соединения транспортной авиации, под командованием летчицы В.Гризодубовой, поддерживали непрерывную связь с крупными партизанскими отрядами. В тылу у немцев действовали десятки секретных партизанских аэродромов.

Авиация снабжала партизан оружием, боеприпасами, пропагандной литературой, опытными разведчиками, прошедшими специальные школы, радистами, минерами и т. д. На Большую землю увозили раненых и захваченных в плен крупных немецких офицеров, а также русских антибольшевиков.

В подвалах Лубянки из них вытягивали нужные сведения.

Уже в ходе развития партизанского движения Сталин пришел к решению о создании рейдирующих отрядов, которые совершали бы боевые рейды, иногда на сотни километров перерезали коммуникации, сеяли панику в глубоком немецком тылу.

К таким рейдирующим боевым единицам принадлежал отряд Ковпака, совершивший рейд с севера Украины на Карпаты.

“…заставивший немцев собрать в предгорьях Карпат крупные воинские части. Лишь после многодневных, тяжелых боев немцам удалось рассеять отряд и, таким образом, предотвратить прорыв его к румынской нефти. Разведчики отряда уже были у границ нефтяных промыслов и зажгли несколько складов и нефтяных вышек”.

Ой-ой-ой, запахло фантастикой.

Давайте разберемся с Сидором Артемьевичем, про которого даже многосерийный художественный апологетический фильм сняли в 1970-е годы.

За основу я взял не официальную биографию, а свидетельства его земляков, бойцов отряда, знакомых. Итак.

Всякая война рождает своих героев, вокруг которых и развёртываются исторические события. В эту войну маленький украинский Путивль не подвел и родил трижды заслуженного "героя".

Это Сидор Артемьевич Ковпак.

Его биография необычная. По национальности он - никто, неизвестная тёмная личность. Газеты называли его "украинским батькой", но он не говорил, не читал и не писал по-украински. Говорили, что он – цыган. Был безграмотен, груб, мстителен - классический тип советского активиста. Разговорная речь - газетный партийный пропагандный язык, полный штампов, канцелярита, демагогии. Своего личного мнения, слога, стиля - не имел. Кроме партбилета и особого учета в НКВД, ничего не заслужил.

(Захваченный немцами адъютант генерал-полковника госбезопасности Строкача капитан А.К.Русанов на допросе прямо заявил, что Ковпак, вообще, неграмотен. 3)

За несколько лет до войны возглавлял в Путивле дорожный отдел райсовета, в работе которого ничего не смыслил. Путивляне видели его больше пьяным, чем трезвым, и называли "непутевым". Похожий на цыгана, всегда заросший, небритый, с гнилыми остатками зубов и в грязном заношенном костюме... Детей у него не было. Единственное преданное ему существо - жена. Работала она в городской бане билетершей.

В конце 1939 года, на совещании работников дорожных отделов, он выступил с "критикой" и оскорбил начальство. Его уволили с работы. С горя он запил так, что путивляне видели его пьяным, спящим с раскрытым ртом под забором. Но партия не могла потерять столь ценный кадр. По требованию райкома его избрали председателем Путивльского горсовета.

Новый председатель горсовета стал частым посетителем кладовых горпо и райсоюза. Обычно он сидел на ящике, а на другом - бутылка водки, нарезанная колбаса и кусок хлеба.

Таков облик "героя нашего времени".

Задолго до занятия Путивля немцами, НКВД приступил к организации партизанского отряда. В рядах чекистов, работников милиции, военных, партийцев - не нашлось подходящей кандидатуры, и Ковпак был назначен командиром отряда. Комплектовался он из физически выносливых, грубых и испытанных работников и сексотов НКВД.

В ближайшем Спащанском лесу спешно рыли землянки для складов. Завозили продовольствие, оружие, взрывчатку. В городе организовали сеть наблюдателей, явочные квартиры, связных и пр. Первый месяц после вступления немцев прошёл спокойно. Страсти разгорелись после ареста и расстрела 20 партизан. От них же Гестапо и узнало точное расположение отряда в лесу. В ближайшее воскресенье, в базарный день, на глазах большого стечения людей было повешено несколько партизан.

Партизанский отряд лишь возглавлялся Ковпаком. Все оперативные задания разрабатывались командирами красной армии и комиссаром - чекистом Базымой. Непосредственно отряд подчинялся Москве. Существовала радиосвязь и “лично Сталин вдохновлял партизан” (очередной миф!). Комплектование отряда кадрами, снабжение новейшим оружием и руководство диверсионными актами шло из Москвы. Для осуществления крупных операций Ковпак летал в Москву (а почему бы и нет?).

Партизанам около Путивля делать было нечего, и они уходили в глубь брянских лесов. Временами снова появлялись. Взрывали небольшие мостики через Сейм, которые немцы быстро восстанавливали. По ночам посещали дома жителей, отбирали одежду, продовольствие, обувь, уводили здоровых мужчин. Одних оставляли партизанить, а других расстреливали.

Страдало от партизан гражданское население, но не немецкие солдаты. На протяжении двух лет, гарнизон в Путивле и окрестностях вместе с комендатурой не превышал 20 человек!

Население ближайших сёл к лесу жило двойной жизнью. Днём оно совместно с избранными старостами подчинялось немецкому командованию и районной управе. Ночью же подчинялось партизанам: производило выпечку хлеба, ремонт обуви и одежды, стирало бельё и т. д. По ночам в школах устраивались собрания, выступали политруки, велась пропаганда, запугивание.

Весной 1942 Ковпак без единого выстрела занял Путивль.

Ещё не успел осмотреться, как налетели немецкие самолеты, разрушали дома, убивали и калечили людей. Прибывшие танки выгнали отряд из города. Среди убитых партизан обнаружили больше женщин, чем мужчин.

Для борьбы с партизанами прибыл карательный отряд в 2000 вооруженных мадьяр. Партизаны узнали, что боевая способность у них невысока.

Ковпак засел в ущелье. Подпустив беспечных мадьяр вплотную, открыл сильный огонь и почти всех уничтожил. Возвращаясь в леса, через село Новую Слободу, он приказал жителям очистить оставшийся с продовольствием обоз мадьяр. Жители с жадностью бросились и растащили всё. На месте боя остались лишь голые трупы.

Командование мадьяр в Путивле восприняло это как сочувствие селян и участие в действиях партизан. Высланный карательный отряд окружил село Новую Слободу, и сжёг до основания 1000 дворов. На месте догоравших домов мадьярские штыки прикалывали и обожженных, кричащих о помощи людей.

Мадьяр заменил небольшой отряд "елдашей".

Так называли местные жители солдат из Средней Азии. Обмундирование на них было новое немецкое, хорошо пригнанное, со знаками отличия вермахта. На рукавах красовалась эмблема - изображение месяца со звездой.

(Я думаю, это были добровольцы из “восточных легионов”).

По ночам "елдаши", как кошки, рыскали по лесам и находили склады, землянки, оружие и группы партизан. В лесных схватках пленных, ни с той, ни с другой стороны, не было.

После походов и операций по нескольку дней отдыхали в Путивле. Они занимали прекрасный особняк, в котором до войны помещался райком партии. Проходя по Сейму, чётко отбивая шаг, пели советские песни, так как других не знали. При звуках "Конница Будённого", "Страна моя, Москва моя", "Катюша" горожане в испуге всматривались в поющих: - не партизаны ли заскочили в город. Командиры "елдашей", подтянутые, дисциплинированные, хорошо владели немецким языком. Среди них был единственный немец – связной офицер, которому они подчинялись. Однажды они обнаружили среди своих трёх шпионов-коммунистов. Сами судили их, и ночью в городском парке расстреляли.

С населением были вежливы, в знакомства и разговоры не вступали. За два месяца их пребывания никаких конфликтов не случилось.

Совершенно иначе вела себя городская полиция. Она была сформирована немцами на добровольных началах из разношерстой молодёжи, желавшей подзаработать. Полиция подчинялась Гестапо. Личный состав полиции никем не проверялся и не изучался. Это дало возможность большевикам заслать в полицию своих людей. Жадные до лёгкой наживы, многие работали на обе стороны.

Однажды группа молодых полицаев, под видом разведки партизан, поехала по сёлам района.

Между делом решили навестить одно село соседнего Теткинского района. Чувствуя неограниченную власть, устроили грабёж, и с "трофеями", пьяные, собирались уезжать. Жители успели сообщить немцам. Появилось немецкое Гестапо. Отобрало награбленное, а всех юнцов расстреляло. Окровавленные замороженные трупы на дровнях были доставлены в Путивль для передачи родителям.

Надо заметить, что Путивль не являлся стратегическим пунктом - это глухой, без железной дороги район. Не было никакой надобности партизанам около двух лет кружить около него, взрывать маленькие мостики и провоцировать мирное население.

Отряд Ковпака неоднократно пополнялся и таял, как снег весной. Задуманный Сталиным исторический партизанский рейд по Европе окончательно его угробил. Отряд в несколько тысяч, с 400 подводами обоза, с оружием, по "стратегическому" плану завели в ущелья Карпат, около Делятина, и, бросив всё, с проводниками-гуцулами удрали... "навстречу красной армии!"

Надежды попасть в Закарпатскую Русь, Чехословакию, Венгрию, быть встреченными с цветами, поднять восстание, - не осуществились. Мечты рассеялись.

К Полесью, исходному месту рейда, прибежали лишь десятки сильных и выносливых партизан во главе с Ковпаком. Группа, под командованием начальника штаба Базымы, пришла вместе с ним в количестве трех человек 4 …

А разрушение мостов? А железная дорога? – прервет нетерпеливый читатель. – Кажется, здесь-то партизаны многое сделали – взрывали поезда, прерывали надолго движение…

Увы, мой дорогой читатель, и это миф.

Разрушение мостов не может остановить продвижение армии - понтоны выдуманы не вчера, а в Древнем Риме, и не партизаны могут прервать переправу регулярной армии.

Что же касается железной дороги, то даже школьник сегодня знает, что военный эшелон никогда не идет без прикрытия порожняков.

Взлетают в воздух они, кроме того, каждый эшелон толкает платформы, груженые песком.

Таким образом, из ста поездов, объявленных пущенными под откос, едва ли можно отыскать два-три настоящих.

А ждать у полотна, чтобы самому нажать взрывное устройство под нужным вагоном - самоубийство.

Взгляните на эту фотографию, где изображено крушение поезда в результате партизанской диверсии.

Ничего подобного, что показывали в кино, не правда ли?

И фотография взята не из каких-то “сомнительных” источников. А из книги “История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-45”, Москва. 1961, том. 2 фото на вкладке между СС.480 и 481.

Борьба партизан с населением

Однако мы отвлеклись от провокации – главного оружия Москвы на оккупированной территории.

В истории партизанщины борьба сталинских отрядов против собственного населения оказалась на первом месте.

Против немцев советские партизаны по собственному почину выступали редко – это могло для них печально кончиться.

Террор же над народом проводили систематически.

Свидетель событий Р.Менский рассказывает о действиях партизан в районе большого села Глубокое на Могилевщине:

“Зимой 1941-1942 коммунистические провокаторы приступили к делу. Провокаторы выслеживали одного или двух немцев, зверски убивали их, замораживали, придавая издевательскую форму трупу (напр., в виде отдающего честь по эсэсовски, вытянутой вперед рукой, ладонью наружу и т. п.), и ставили этот труп на перекрестке дорог. Обнаружив его, немцы вызывали карательный отряд и начинали расправу с ближайшими селами: расстреливали, сжигали людей в их хатах, уводили скот, опустошали окрестности. Весть о случившемся молниеносно разносилась по районам с помощью тех же советских организаторов и агентов.

Каждый подобный случай сеял в народе ужас и панику. Все, способные уйти, уходили в леса. Тут к ним и являлись организаторы провокации, ругали немцев и уверяли, что товарищ Сталин знает о беде советских людей и не оставит без помощи. В доказательство этого, ночью с самолетов партизанам сбрасывали небольшое количество медикаментов и множество листовок с победными сводками и сталинскими воззваниями, полными намеков на новую жизнь после победы.

В селах, не охваченных репрессиями немцев, сначала проводилась вербовка одиночек, а потом всеобщая мобилизация. Уклоняющихся от вербовки или мобилизации убивали. Дома оставаться женщинам и старикам было страшно, а мужчинам невозможно. Немцы таких считали или партизанами или пособниками партизан, а советские агенты называли их фашистами и пособниками немцев. И расправы с той и другой стороны, в таких случаях, не отличались мягкостью.

Так создавались многочисленные отряды - имени “25 годовщины Красного Октября”, “Дедушка” и др.

Летом 1942 года в Кругленском районе появились советские офицеры. В военной форме они приходили в деревни, заходили к крестьянам, числившимся ранее деревенскими коммунистами, о чем-то говорили, некоторых уводили с собой.

В первых числах июля 1942 года, в деревне Овсиша состоялось собрание партизанского актива. Собранье проводили упомянутые офицеры, они же были и докладчиками:

Нас мало, но мы должны расширить партизанское движение, - говорили офицеры, - для этого нам нужно вовлечь в него не только оставшихся местных коммунистов и военнопленных, но и все население. Мы должны признать, что до сих пор местное население держится нейтрально: ни за советскую власть, ни за немцев. Это предательство родины и дела товарища Сталина. Этому нужно положить конец. Нашей первоочередной задачей является уничтожение верхушки установившегося благодушествующего, обывательского порядка. Всех старшин и членов обществ, всю их опору из деревенского актива мы должны беспощадно уничтожить. Этого от нас требует родина и товарищ Сталин.

Вскоре в Глубокое днем приехали эти офицеры. Они разыскали дом Павла Жаринова и вошли во двор.

Вызвавли хозяина, зачитали приговор: “Именем СССР...” и тут же убили его. Это было так неожиданно, что крестьяне не успели сообразить, в чем дело, а офицеры скрылись.

Павел Жаринов, с приходом немцев, занялся организацией прихода и открытием церкви. За труды на этом поприще его избрали церковным старостой. У Жаринова было три сына: старший – инженер, работал в Москве, средний служил в красной армии в чине капитана, а младший был дома. Старшие сыновья перед войной присылали отцу одежду и деньги. Видимо это и послужило причиной расправы, так как вскоре явившиеся партизаны забрали в доме Жариновых все, что понравилось, увели младшего сына и в лесу его убили.

Тогда же партизанский штаб издал приказ, запрещавший всякое движение между деревнями. За нарушение - расстрел.

В том же июле, в Глубоком, снова появились два офицера с двумя партизанами. На этот раз они искали старосту.

Однако, староста был настороже. Его предупредили, и он успел убежать в лес, где спрятался в глубокой промоине на берегу реки. Домой он вернулся только ночью, и в ту же ночь, вся семья, в четыре человека, взяли узелки с хлебом и солью, помолились, присели на лавку по русскому обычаю и пошли из села, куда глаза глядят.

В начале октября, ночью, в Глубокое явились шесть человек партизан во главе с офицерами, направились к хате члена правления общества Ивана Россохова. Разбудили всю семью, уселись за стол и зачитали приговор: “Именем СССР... за активное участие в разделе колхоза, к высшей мере”. Вывели Рассохова за село и у школы убили. Из крайних дворов слышали только, как Рассохов просил не убивать, пожалеть детей...

Урожай в 1942 году глубочане собрали неплохой, но не молотили его миром, под общее веселье на колхозном гумне, как в 1941 году. Теперь сами боялись своего веселья, а больше всего боялись партизанского или немецкого грабежа, поджога урожая, сложенного в общую кучу. В этот год каждый молотил свое, и так, что постороннему глазу и заметно не было. Клали снопы колосьями вниз в мешок и оббивали палками. Еще труднее было с помолом. Мельницы были под контролем немцев и под налетами партизан. Привезенное крестьянами зерно часто пропадало: либо забирали немцы, либо партизаны.

С осени 1943 года редкий день в Глубоком не появлялись партизаны.

Они ходили по домам, забирали яйца, кур, сало, иногда увозили свиней, овец, угоняли лошадей с повозками, отбирали последнюю одежду, обувь, заставляли гнать самогон и, наконец, стали резать коров.

Иногда в Глубокое заходили сразу два отряда - полицейский отряд и партизаны. Не смешиваясь между собой, они располагались в разных концах села, резали крестьянский скот, варили мясо, ели, пили самогон, ревела гармоника, пели песни и плясали. Иногда только по песням крестьяне догадывались, что это отряды разных политических направлений. Например, в одном конце пели:

“Давай закурим, товарищ, по одной...”,

а в другом:

“Гитлер грает на гармони,
Сталин пляшет трепака,
Пейте, братцы, бурачину (самогон из бураков )
Пока хватит бурака”.

В действительности, отряд, в котором пелось не почтительно о Сталине, считал себя самостоятельным и не подчинялся штабу советских партизан. Это были бунтовщики. Но такие отряды скоро распадались. Советские партизаны с ними не вступали в стычки, видимо, этого не хотели рядовые партизаны. Дело делалось организаторами исподтишка: кто-то, как-то, при странных обстоятельствах убивал командира такого отряда и отряд распадался.

Молодые люди призывного возраста, лишенные возможности жить и мирно трудиться, метались во все стороны. Общенародный гнев на большевиков толкал их на борьбу со Сталиным, и они шли туда, где хоть что-то говорилось об этой борьбе - в полицейские отряды. Но скоро, убедившись, что это отряды антинародные и антипатриотические, что в их задачу входит укрепление немецкого господства над русским народом, дезертировали. Но куда деваться? Оставалось, даже при ненависти к партизанам, идти к ним. Но и партизаны не ставили своей целью борьбу за народное благо, и многие бежали от них. Но куда? Один путь - в полицейские отряды. Так, многие из молодежи и метались, то туда, то сюда.

Когда пришла весть о генерале А.А.Власове, многие, как среди партизан, так и среди полицейских стали называть себя власовцами. Полицейским этого немцы не запрещали, люди же называли себя так потому, что они хотели быть власовцами, хотели служить народному делу, считая свое партизанское или полицейское положение вынужденным. Движения, подобного власовскому ждали все: крестьяне, полицейские и советские партизаны. Если бы власовские части действительно появились на Могилевщине, к ним присоединились бы все, не исключая, вероятно, и многих советских партизан.

К приходу советской армии на Могилевщину в 1944 году в Кругленском районе у крестьян не осталось ни одной курицы, ни одной коровы, ни одной лошади, не говоря уже о свиньях и овцах.

Многие из крестьян сами резали скот, видя, что сохранить его все равно невозможно. Из 125 хат в Глубоком уцелело 15, остальные были сожжены партизанами и немцами. Тоже и в других селах. Население ушло “в землю”: одни на вечный покой в могилы, а другие в землянки на голодное и животное существование. Уцелевшие крестьяне по два года не брились: в бороды прятали свой возраст и от партизан и от немцев, прикидывались стариками.

Советская партизанщина на Могилевщине ущерба немцам не принесла, хоть и выросла к 1944. Зато крестьянам она стоила дорого. По приговорам партизанских штабов в этом районе было расстреляно больше 300 местных крестьян. В одном Глубоком убили 12 человек, в том числе и второго старосту Василия Будкевича.

Приход советских войск не принес в район радости, ибо началась уже официальная расправа НКВД над крестьянами, Первый старшина глубочанского общества не ушел с немцами, поверив в перемену советских порядков. На второй день, вечером, вернулся с семьей на пепелище родного села и зашел в первую землянку. Соседка его угостила кониной, но он не успел ее съесть, как в землянку вошел военный, арестовал старшину, и в ту же ночь его угнали в СМЕРШ проходившей части. Был слух, что его там и расстреляли за активное участие в разделе колхоза 5" .

Лубянская ложь

А вот какими провокациями занимался отряд другого чекиста Д.Н.Медведева.

Разведчик-террорист отряда Н.И.Кузнецов совершил несколько покушений на немецких чиновников.

В ответ немцы расстреливали ни в чем не повинных людей, тем самым “выполняя” приказ Сталина об “ожесточении населения против немцев”. Мерзко. Не правда ли?

Однажды террорист убил прибывшего в служебную командировку на Украину имперского советника финансов Геля.

На месте убийства Кузнецов “потерял” бумажник, принадлежавший одному из эмиссаров Бандеры.

“Мы начали с того, - рассказывает Медведев, - что положили в бумажник десятка полтора рейхсмарок, столько же американских долларов, купюру в пять фунтов стерлингов, советские деньги”. И дальше:

“Что же касается директивы (в бумажнике этом, попавшем в руки Медведева от пленного или убитого бандеровца, была директива о борьбе против партизан), то ее заменили другой, написанной тем же почерком и гласившей:

“Дорогой друже! Мы очень удивились, что ты до сих пор не выполнил нашего поручения. Немцы войну проиграли. Это ясно теперь всем. Нам надо срочно переориентироваться, а мы скомпрометированы связью с гитлеровцами. Батько не сомневается, что задание будет тобой выполнено в самое ближайшее время. Эта акция послужит сигналом для дальнейших акций против швабов”.

Как пишет Медведев: “В Ровно, по подозрению в убийстве Геля, арестовано и расстреляно 38 виднейших украинско-немецких националистов. Был арестован редактор газеты “Волынь”. Аресты не ограничились только Ровно”.

О провокации против бандеровцев Медведев пишет потому, что уверен - к ним у его читателей не будет сочувствия.

Почему же не будет? Бандеровцы тоже проповедовали “третий путь” и любили “нэньку Украйну” не меньше других. И как могут быть националисты “украинско-немецкими”? Вот уж точно “в огороде бузина, а в Киеве – дядька”!

О провокациях, которыми он натравливал немцев на население, Медведев молчит. Достаточно и того, что он признается - провокацией, как методам борьбы, партизанское руководство широко пользовалось.

Медведев - старый чекист, он работал в ЧК с 1920 года. В 1938 году был арестован и осужден, как “перегибщик”.

Каким же палачом надо быть, чтобы в те годы попасть в “перегибщики”!

В 1941 году после начала войны по представлению начальника 4-го (партизанского) управления НКВД Судоплатова был освобожден из заключения вместе с другими перегибщиками и отправлен на фронт - в партизаны.

А теперь вглядитесь в лицо убийцы 6000 (шести тысяч) украинских, русских, белорусских, еврейских своих сограждан.

Именно убийцы - потому что после его террористических актов были расстреляны как заложники 6 тысяч человек.

Знал ли террорист Кузнецов о том, что последует после его выстрелов? Разумеется. Ведь он исполнял сталинский приказ № 0428 о том, что “народ надо ожесточить против немцев”.

Они и ожесточали.

Они - руководители и исполнители сталинской воли, верные слуги режима - чекисты.

Чекистский отряд Медведева был настолько важен для Москвы, что рядом с ним находился другой отряд. Его функциями было - выдавать себя за отряд Медведева, принимать на себя, наносимые ему удары.

Мне об этом рассказывала (1969) участница второго, фиктивного, по сути, партизанского отряда, которая была в отряде переводчицей. В 60-е годы она работала администратором в магазине на улице Горького в Москве.

Нельзя не привести несколько впечатляющих цифр, чтобы миф о народном сопротивления немцам развеялся.

Начальник 4-го (Партизанского) управления НКВД генерал Судоплатов пишет в своих воспоминаниях:

“Мы начали засылать партизанские формирования в тыл к немцам, включая в их состав опытных офицеров-разведчиков и радистов.

В годы войны 4-е управление НКВД и его войсковые соединения (выделено мною - ВлБ), как следует из официальных документов, выполняли ответственные задания Ставки Верховного Главнокомандования, Штаба обороны Москвы, командующего Западным фронтом, Штаба обороны Главного Кавказского хребта, командующего Северо-Кавказским фронтом, командующего Закавказским фронтом, командующего Центральным фронтом, командующего 1-м Белорусским фронтом.

В тыл врага было направлено более двух тысяч оперативных групп общей численностью пятнадцать тысяч человек.

Двадцать три наших офицера получили высшую правительственную награду - им присвоили звание Героя Советского Союза. Более восьми тысяч человек наградили орденами и медалями.

Мало того, 4 управление НКВД имело свои собственные военные формирования - ОМСБОН - особую мотострелковую бригаду особого назначения - в 25 тысяч человек.

Первоначальной задачей бригады была разведывательно-ди-версионная деятельность на важнейших коммуникациях противника, ликвидация вражеской агентуры.

Однако, вскоре, к этим задачам прибавилась гораздо более важная. ОМСБОН был призван стать ядром разворачивающегося партизанского движения, оказывать ему всестороннюю помощь, создавать подполье в городах. За годы войны в тыл врага Четвертым управлением было заброшено 212 отрядов и групп специального назначения общей численностью около 7500 человек”.

Так сколько же было заброшено в тыл чекистов - 2000 групп численностью 15 тысяч человек или 212 отрядов численностью 7500 человек 6 ?

Или 2000 групп и 212 отрядов общей численностью

22 500 человек?

Или эти путанные данные занижены в 4-5 раз?

ОМСБОН (Отдельная мотострелковая бригада особого назначения) НКВД, численностью 25 тысяч человек тоже использовалась за линией фронта!

А в 1943 году, после разделения НКВД на два наркомата (был выделен НКГБ во главе с замом Берии Меркуловым), и у НКГБ появились свои вооруженные формирования!

Сколько же было “партизан из Москвы”?

Известно, что только в 1943-44 годах НКВД подготовил

3 тысячи командиров партизанских отрядов и специальных диверсионных групп, которые были заброшены в немецкий тыл 7 .

Их было большинство - кадровых профессиональных чекистов, людей без чести и совести, палачей и убийц, мерзавцев и негодяев среди нескольких десятков тысяч партизан на занятой немцами территории.

Да, а сколько немцев уничтожили “партизаны”?

Снова праздный вопрос? 300 тысяч немцев, как написал П.К.Пономаренко? Но вот что пишет Судоплатов.

“Подразделения 4-го управления (то есть, заброшенные в немецкий тыл “оперативные группы товарищей ” - ВлБ) и ОМСБОН (тоже заброшенная в тыл немцам, тоже “партизаны ”) уничтожили 157 тысяч немецких солдат и офицеров, ликвидировали 87 высокопоставленных немецких чиновников… 8 ”

Значит, 47 500 чекистов уничтожили 157 тысяч немцев, а 142 500 партизан уничтожили 143 тысячи немцев.

Ведь по Пономаренко 190 тысяч партизан уничтожили 300 тысяч немцев. 300-157=143.

Вот так арифметика разоблачает ложь пропаганды, советские мифы, бред мемуаристов c Лубянки.

Еще раз повторим цитату ”стать ядром разворачивающегося партизанского движения, оказывать ему всестороннюю помощь, создавать подполье в городах”.

Генерал признается, что никакого подполья в городах не было, а создавалось оно НКВД. А то, что разворачивалось партизанское движение, то разворачивали (на жаргоне НКВД) его именно агенты Судоплатова.

Разворачивали всем известным способом: стреляли в спины ни в чем не повинных немецких солдат (если бы эсэсовцев! если бы в гестаповцев!) И вызывали ответные репрессии против мирного населения.

Как тут не вспомнить сталинский приказ № 0428!

Вторая гражданская война полыхала на всей территории, занятой немцами.

Не было ни одного коммуниста, какие бы розовые очки он не носил, каким бы идейным и сверхидейным не был, чтобы не понимал: народ никогда не простит коллективизацию 1930 года и голод 1933 года. О революции я и не говорю…

И только задумывался такой чекист или секретарь райкома, сколько оружия осталось в лесах и на полях, и только вспоминал он, что любимая забава русского человека, - выпить самогона и пострелять в начальство, как дурно ему делалось, и он мечтал только об одном – не дать русскому человеку этой возможности!

Независимый район старовера Зуева

Участок Полоцк-Витебск-Смоленск немецкие войска заняли в самом начале войны, и фронт быстро перекатился через эти места на многие сотни километров восточнее. В деревнях были назначены бургомистры, обязанные собирать и сдавать немцам продналог и исполнять все их требования. Бургомистром деревни Саскорки, расположенной в глухих полоцких лесах, был назначен пользовавшийся большим уважением среди населения старовер Михаил Евсеевич Зуев.

В прошлом он два раза сидел в тюрьме, и только незадолго до войны вернулся в свою деревню.

Два его сына, тоже арестованные НКВД, не вернулись, и он окольными путями узнал, что они были сосланы в Сибирь. О том, что Зуев как крестьянин ненавидел советскую власть, говорить нечего. Староверы же имели с ней еще и особые счеты, в силу своих религиозных убеждений.

Зуев встречал сначала немцев с большой радостью и исполнял свои обязанности бургомистра с большим рвением, убеждая население всячески поддерживать своих “освободителей”.

Деревня, в которой он жил, была расположена в лесной, болотистой местности, в стороне от всяких дорог, и немцы в нее ни разу не заходили. После выбора Зуева бургомистром жителями деревни, он сам ездил в Полоцк оформить свое назначение.

Так мирно и довольно спокойно жили они до конца 1941 года, пока осенью к ним в деревню не явилась группа людей, состоящая из 7-ми вооруженных человек. Группа эта объявила Зуеву, что они партизаны и что деревня обязана их содержать. Среди этих людей Зуев узнал одного жителя Полоцка, который был известен, как энергичный работник НКВД, замучивший в свое время немало людей.

Зуев поместил вновь прибывших в одну избу, снабдил их продовольствием, а сам пошел посоветоваться с соседями, как быть. На совете они решили убить всех партизан, а оружие их спрятать.

Приобретя оружие, они почувствовали себя бодрей.

Скоро в деревню пришла новая группа вооруженных людей и опять потребовала продовольствия. Зуев дал им его, но просил пришедших немедленно уйти. Партизаны, действительно, ушли, но явились на другой день.

Зуев вывел свою команду с винтовками и прогнал их. На ночь он предусмотрительно выставил караулы и не пожалел об этом. Партизаны на этот раз явились в большем числе, но, встреченные огнем, ушли.

В это время и в соседних, наиболее глухих и далеких деревнях, начали образовываться небольшие партизанские отряды, состоявшие из остатков истребительных отрядов, “окруженцев” и местных деревенских коммунистов.

Зуев не дремал. Он организовал в своей и двух соседних деревнях отряды самозащиты, придал им военный характер, вооружил домашним оружием, раздав винтовки, отнятые у партизан, лучшим стрелкам. Ночами они выставляли караулы, и, в случае тревоги, быстро собирались у угрожаемого пункта, отбивая нападения. Так продолжалось с осени до конца 1941 года. За это время у них было более 15 стычек с партизанами.

Так бы и отсиживался Зуев в своей деревне, если бы боеприпасы не пришли к концу, что вынудило его в конце 1941 года обратиться за помощью к полоцкому коменданту. Тот выслушал Зуева и ответил, что сам он не может решить этот вопрос и снесется с начальством, почему и просит Зуева придти к нему еще раз через неделю.

Второе свидание Зуева с немцами состоялось через неделю, когда Зуев был представлен генералу, командовавшему тылом армии (“КОРЮК”).

Генерал был хорошо знаком с русскими делами и знал, что староверы являются ярыми противниками советской власти и крепко спаяны между собой, поэтому он согласился снабдить Зуева оружием (кроме автоматического), но объяснил, что делает это против принятых правил.

Через несколько дней Зуев получил 50 русских винтовок с достаточным количеством патронов. Одновременно Зуеву было сказано, чтобы ни в коем случае не рассказывал, от кого достал оружие.

Получив оружие, Зуев приступил к вооружению своих отрядов. Соседние деревни прислали к нему ходоков с просьбой взять и их под свою защиту, Зуев согласился, и стал, таким образом, расширять свои владения. В начале 1942 года он предпринял поход в отдаленные деревни, прогнал обосновавшихся там партизан и ввел эти деревни в состав своей “республики”. К этому же времени начали появляться и перебежчики, - люди, случайно попавшие к партизанам, - которые просили Зуева взять их под свое покровительство.

К весне 1942 года Зуеву удалось раздобыть четыре русских пулемета (вероятно, он попросту купил их у немцев, хотя и уверял, что добыл в бою) и, таким образом, группа его усилилась и стала представлять собою значительную силу.

Дисциплина в его отрядах была железная. За малые проступки провинившихся сурово наказывали и сажали в погреб на хлеб и на воду; за большие - расстреливали.

Несколько раз в течение зимы 1942-1943 гг. ему удалось отбить нападение партизанских отрядов и спасти от грабежа не только свою деревню, но и две соседних. Партизаны стали обходить район Зуева, немцы же зимой, как правило, в глухие деревни не заходили 9 .

Весной 1942 года впервые в его деревню явился отряд полиции под начальством эстонцев. Начальник этого отряда заявил Зуеву, что они ищут партизан и поэтому должны будут некоторое время прожить в его деревне. Зуев ответил эстонскому офицеру, что никаких партизан в районе нет.

А следовательно, и полиции здесь делать нечего. Пока дело ограничивалось словами, эстонец настаивал, но как только к дому подошел собственный отряд Зуева и Михаил Евсеевич решительно заявил, что применит силу, в случае, если полиция не уйдет - полиция подчинилась и ушла.

Немецкий комендант Полоцка, к которому Зуев на другой день явился с рапортом о происшедшем, просил Зуева взять рапорт обратно, обещая, что если СС, которому подчинялись полицейские отряды, предъявит претензию, то он, комендант, постарается дело уладить. Комендант все больше начинал ценить Зуева, тем более что последний регулярно снабжал Полоцк дровами, сеном, молоком, а иногда и дичью. В районе, которым управлял Зуев, царило полное спокойствие, и никаких хлопот он немцам не доставлял.

Партизаны, услышав о столкновении Зуева с немцами, предложили ему помощь, но он категорически отказался.

Комендант Полоцка прислал к Зуеву офицера, предлагая ему приехать в Полоцк для переговоров. Зуев и на это предложение не согласился. Он заявил, что готов платить немцам установленный продовольственный налог, если они оставят в покое его район, и не будут вмешиваться в его дела. Немцы быстро согласились и к Зуеву больше не заглядывали.

Свой район, которым он управлял при помощи небольшого совета назначенных им стариков, Зуев называл “республикой”. В “республике” была восстановлена частная собственность, торговля и церковь. Судил за проступки (их было очень мало) сам Зуев со своим советом.

Когда немцы оставили Полоцк, Зуев со своими людьми ушел на Запад.

Все плакали, покидая родные места. На подводе Зуева везли старинные церковные книги. Через несколько часов их догнал комендант Полоцка, уходивший со своей комендатурой. Уйдя из окруженного Полоцка, они решили пробиваться к Зуеву, рассчитывая вместе с ним, знающим каждую тропинку в лесах, выйти из окружения. После почти месячного похода, Зуев вывел всех сначала в Польшу, а затем в Восточную Пруссию.

Вместе с Зуевым ушло около тысячи человек гражданского населения.

В дороге у них было несколько стычек с партизанскими отрядами, но они пробились. Пробыв некоторое время в Германии, где его группа устроилась, каждый по своему, Зуев отправился к Власову и, в конце концов, попал во 2-ю дивизию. Ему присвоили звание поручика, и он вместе с РОА проделал ее последний поход.

О Зуеве написано много, но вот, что стало с ним дальше, не знает никто. Нет и его фотографии.

Самооборона против партизан

Бывший старший лейтенант красной армии Кудря действовал в Полтавской области. В лесах близ Диканьки и устья Воркслы, притока Днепра, он организовал свой отряд, а позднее захватил власть в целом “крае”.

Кудря организовал самооборону в нескольких соседних деревнях, заявив немцам, что, если они его не будут “трогать”, то и он их оставит в покое Разбив несколько раз партизан, пытавшихся проникнуть в эти деревни, он занялся наведением порядка в своем районе: уничтожением на “вечные времена” колхозов, восстановлением свободной торговли и организацией выборов новых сельских советов.

Он заключил тайное соглашение с немцами, чтоб они егон е трогали, а он взамен не будет пускать на свою территорию партизан. Немцы, разумеется, согласились и Кудря дожил до возвращения советской власти.

Не знаю, что с ним сделали большевики.

О независимом районе Волина рассказывает заместитель редактора русской газеты “Речь”, выходящей в Орле во время оккупации Владимир Дмитриевич Самарин :

С улицы послышался конский топот. Я выглянул в окно. К крыльцу дома подъехало трое верховых. Человек в коротком полушубке, в новых фетровых валенках, в каких до войны ходили у нас летчики, спрыгнул с коня, бросил поводья на луку седла и, сняв с груди автомат ППШ, поднялся на крыльцо.

В комнату вошел человек среднего роста, с не совсем правильным, но резко обозначенными, твердыми чертами лица. Нас познакомили.

Вот вы какой! - невольно вырвалось у меня.

А что?

Да далеко слышно о вас. Московское радио второй раз вспоминает.

Насолил?

Наверно.

Волин улыбнулся. Видимо, он остался доволен тем, что - “насолил”.

За два года до нашей встречи Волин был рядовым сельским учителем в средней школе одного из сел на Орловщине.

Сын крестьянина-середняка, если уточнять его прошлое, он кончил педагогический институт, и приехал в то село, где его через пять лет застала война.

В армии Волин не служил. В 1941 его не успели мобилизовать, и он остался.

Два дня село оставалось без власти, советская власть бежала, а немцы обошли стороной, оставив его в тылу.

На третий день Волин собрал односельчан и предложил создать “временную власть”.

Когда через два дня, в село приехал районный немецкий комендант, у Волина уже был “отряд самообороны”. Немцы растерялись и едва не открыли стрельбу. Выяснив, кто эти люди с “русскими винтовками”, комендант приказал отряд распустить, оружие сдать. Волин отказался.

Его арестовали и увезли. Через неделю он вернулся, и на все расспросы отвечал одно: “Идиоты”.

Но он настоял на своем, и в 1942 году командовал крупным антибольшевистским отрядом.

От немцев добился полной самостоятельности. Знал одного связного офицера.

В его районе, одном из немногих, население жило относительно спокойно: немцы здесь не бесчинствовали, а партизаны боялись Волина, и редко появлялись на “оккупированной” им территории. Сотрудничество с немцами тяготило Волина не меньше, чем служба у большевиков. Ему было тяжело. Зато население двух десятков русских сел навсегда сохранит о нем хорошую память.

Незадолго до отступления немцев Волин со своим отрядом ушел в лес 10 .

В большом селе Сапиги (Глуховский район), насчитывавшем около 2 000 дворов, выбранный жителями бургомистр Семен Г., опять-таки по приказу немцев, организовал в селе отряд полиции в 180 человек.

Отряд отбил несколько нападений партизан и заслужил полное доверие немцев, подаривших ему две легких пушки.

Весной 1943 г. перестал Семен Г. пускать в свое село и немцев, прибывавших за продовольствием.

Он объявил коменданту города Глухова, что, если будут присылать к нему отряды, он будет с ними драться, на что силы у него хватит, а если не хватит, так он призовет на помощь партизан.

Партизанам он объявил приблизительно то же самое.

Как свободная деревня, Сапиги продержалась до самого ухода немцев.

В казачьих областях, где немцы вели себя несколько заискивающе перед населением, казаки прямо заявили, что не позволят вмешиваться во внутреннее управление, иначе их полки уйдут с фронта.

Угроза звучала весомо – в рядах вермахта тогда сражалось около 30 тысяч казаков.

И, действительно, казаки, несмотря на протесты немцев, в первые же дни уничтожили колхозы и совхозы, немцам в ряде станиц продовольствие не сдавали и держали себя во все время оккупации чрезвычайно независимо.

Осенью 1942 г. в районы станиц Чернышевская, Богаевская, Каргиновская и Краснокутская были брошены специальные группы диверсантов.

Они отравляли водоемы для скота (причем погибло немало лошадей из обоза 6-й немецкой армии), сожгли несколько зернохранилищ и убили около десятка немецких военных.

Когда немцы для борьбы с партизанами послали карательные отряды, казаки, узнав об этом, поставили категорическое требование: отрядов не посылать, потому что население не желает, чтобы в их станицах хозяйничали каратели.

Что же касается партизан, то, по заявлению казаков, они сами могут справиться с ними.

И справились.

Сотней страниц раньше, рассказывая о Русской Народной Национальной Армии, я не затронул вопроса о взаимоотношениях РННА с партизанами.

К.Г.Кромиади вспоминает:

Народ относился к партизанам по разному: одни их поддерживали, другие на них доносили, и не только нам, но и немцам. Само собою разумеется, и партизаны тоже были разные. Беда их заключалась в том, что они должны были свое питание забирать из деревень, и такие экспроприации не всегда кончались мирно. Жители деревень обращались к немцам, прося дать им вооруженную охрану, и немцы давали им, так называемых, “полицаев”. Однако, эти полицейские сами с наступлением темноты прятались где-нибудь за деревней, чтобы не попасть в руки партизан; что касается деревень в лесных районах, то там и “полицаев” не было. Ночью деревню занимают партизаны, а утром они уходят в лес. С утра же в деревню приходит какая-либо немецкая часть и начинаются допросы и терзания.

Пока мы формировались, задача наша заключалась в ограждении окружающих нас деревень от партизанских налетов. Когда к нам приходили из деревень с жалобой на партизан, или мы получали приказ из Смоленска освободить от партизан такую-то деревню, и мы посылали по указанному маршруту одну или две роты. На местах партизан никогда не оказывалось, и наши части с ними не встречались.

Партизаны приходили в деревни за продуктами, и в жилых местах не задерживались. В нашем районе им было нечего делать. Разве только вывести электростанцию из строя, но тогда и русское население пострадало бы не меньше немцев.

Хуже было сведение счетов, как, например, в деревне Озеры, куда партизаны пришли ночью, вытащили одного парня из постели и тут же на глазах жены и подростка-дочери расстреляли его за то, что он, по решению его односельчан, согласился поделить между ними колхозную землю. Был случай и расстрела бургомистра партизанами.

Первый партизан, попавший к нам в плен был молодой долговязый парень, родом из Белоруссии. Его, как и некоторых его товарищей, выделили из армии на специальные курсы и забросили в немецкий тыл.

Парень был страшно перепуган, но наши солдаты его успокоили. Он прожил у нас две недели на полном довольствии; с ним часто беседовали, он присутствовал и на политсобеседованиях. А через две недели ему предложили уехать домой, хотя мы знали, что человек в его положении может идти только в лес.

Но нам и нужно было, чтобы он ушел в лес, чтобы там рассказать, что пришлось видеть и слышать. После этого первого случая последовало немало аналогичных, и всех партизан, после соответствующей обработки, отпускали на свободу.

За это и партизаны относились к нам бережно. У них была возможность охотиться за нами, но они этого не делали; они могли взорвать нас на дороге от нашего лагеря до главного шоссе, но и этого не случалось. Как-то я поехал верхом со своим адъютантом навестить роту, стоявшую в десяти километрах от штаба. Дорога шла перелесками и полями. Приехали в деревню благополучно, а через час туда же пришла женщина, разыскавшая меня с поручением от партизан. “Мы сидели во ржи, когда вы проехали мимо, и только потому, что узнали вас, не сняли вас с лошади, так и вы нас не трогайте!”

В другой раз партизанский отряд неожиданно напал на хозяйственную роту, косившую сено в 25 километрах от штаба Партизаны шли к нашей роте в колонне и с песней, как будто идут свои, а когда подошли вплотную, неожиданно напали на людей. Партизаны отобрали у наших автоматы и патроны, новые сапоги и табак, но никого не тронули.

Узнав о приключении, я с двадцатью солдатами пошел проведать другую нашу роту, стоявшую у моста между двумя озерами. Шли мы ночью, вдоль дороги по компасу.

Через некоторое время справа раздались звуки гармошки и девичьи голоса. Мы опять пошли на голоса, и незаметно окружили деревню на холме. Было часов 12 ночи. Гармошка заливалась на улице, и парни с девушками лихо отплясывали. И опять, увидев нас, затихли. Наши уговоры продолжать танцы не помогли; парни стали незаметно собираться в кучу в стороне от танцевальной площадки.

Вся деревня всполошилась, стали собираться матери, сестры, старики, старухи. При свете фонарика я заметил, как какая-то женщина, на ходу вытирая слезы, (оказалось, что среди парней был ее сын), подходит ко мне. Пришлось опросить парней самому.

Нужно было формально установить, что все они здешние жители и что у себя дома могут танцевать, когда хотят. При опросе каждый заявлял, что он здешний житель, и все присутствовавшие это подтверждали. Подходит последний. Осветив его карманным фонариком, я увидел перед собою типичного казаха и сказал: “Вижу, ты тоже здешний”. Поднялся общий хохот, и две девушки стали просить отпустить его, он мол, очень хороший парень. Ну, сказал я, раз хороший, берите его. Все повеселели и заговорили, а парни быстро смылись. Перед уходом я попросил выделить кого-нибудь довести нас до нужной нам дороги.

Пойдите, разберитесь в том, что происходит между партизанами и их врагами в деревне, когда одни партизаны зверски убивают невинных людей, а другие, попав к нам, больше не желают уходить и умоляют включить их в РННА!

В деревне Веретея, расположенной у опушки леса, во время прочесывания леса, два партизана из местных жителей, бежав от немцев, попали в руки нашей команды.

По свидетельству местных жителей, как-то ночью в деревню пришел партизанский отряд и обоих забрал с собою в лес, причем один из них сирота и содержит пять младших братьев и сестер, а у другого на шее десять человек родных его и жены. Что оставалось делать? Взял их. А если бы они и сами не захотели пойти в партизаны, то их заставят другие...

Как-то попали к нам пять партизан. Через неделю, чтобы от них отделаться, приказал интенданту послать их без охраны в лес за дровами для кухни. К моему удивлению они вечером, нагруженные сухими дровами, вернулись “домой”. Так продолжалось пять дней, и попытка “уволить” их в партизаны не удалась. Если бы вы знали, как они просили оставить их у нас!

А недели через четыре, одна из партизанских групп написала мне письмо, передав через одного из наших офицеров, следующего содержания: “Товарищ полковник, мы все пришли бы к вам, но мы не доверяем немцам; потом они расстреляют и нас и вас... 11 ”

Продолжение следует

  1. "Посев", 1987, № 6, с.
  2. Факты и цитаты здесь и ниже из книги английского историка, проф. Alan Bullock. „Hitler". Fischer Verlag, Frakfurt a. M., 1964.
  3. См. дальше - допрос Русанова.
  4. "Русское возрождение", Нью-Йорк, №16-1981, сс. 222-228
  5. "Народная правда", Париж, № 9-10, сентябрь 1950
  6. П.Судоплатов. Разведка и Кремль. М.,1996, с. 153
  7. Д.Каров. Партизанское движение в СССР в 1941-45 годах. Мюнхен, 1954, с.38
  8. П.Судоплатов. Разведка и кремль. М.,1996, с.154
  9. "Новый журнал", Нью-Йорк, 1952, № 29, сс.198-199
  10. "Посев", Лимбург-на-Лане, № 8, 19 февраля, 1950
  11. К.Кромиади. За землю, за волю… Сан-Франциско, 1980, сс.74-75

Оригинал взят у steissd в Были ли у немцев партизаны?

В советских источниках их не упоминали. По крайней мере, для широкой публики, а не для профессиональных историков. Признавали даже существование послевоенного сопротивления бандеровцев, лесных братьев в Прибалтике и польских АКовцев, а про немцев — ни слова. И складывалось впечатление, что их не было. А они были. Естественно, нацистские. Правда, большую их часть составляли октябрята с ушками.

В мае 1945 года фашистская Германия подписала Акт о безоговорочной капитуляции. Вторая мировая война закончилась, однако войска стран антигитлеровской коалиции по-прежнему несли потери (причем не год и не два, а вплоть до конца 60-х годов). Боевые действия продолжали члены подпольной организации «Вервольф».

Кто и как попал в немецкое партизанское движение? Были ли эти люди фанатиками, одурманенными двенадцатилетней нацисткой пропагандой, или невольными участниками, не сумевшими выбрать мирную жизнь? На эти и другие вопросы отвечает историк, автор книги «Вервольф. Осколки коричневой империи» Андрей Васильченко.

Статья основана на материале передачи «Цена победы» радиостанции «Эхо Москвы». Эфир провели Виталий Дымарский и Дмитрий Захаров. Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по ссылке.

До осени 1944 года вести разговоры о том, что нужно создавать какую-то базу для того, чтобы обороняться от вошедших в Германию войск, считалось пораженчеством, едва ли не уголовным преступлением. В лучшем случае все операции рассматривались как мелкие диверсионные вылазки. Когда же к концу 1944 года стало ясно, что вступление войск союзников на территорию Германии является всего лишь вопросом времени, начались хаотические попытки создать некое подобие диверсионной армии. В итоге основная задача была возложена на рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Тот решил поручить это задание полицейским частям, а именно «Бюро Прютцмана». В свою бытность обергруппенфюрер СС Ганс-Адольф Прютцман отличился похожими кровавыми действиями на оккупированной Украине. Полагали, что он лучше других разбирается в партизанах, поскольку сам с ними боролся.

В это время у диверсанта № 1 Отто Скорцени возникло чувство ревности, и он сделал все возможное, чтобы саботировать организацию движения «Вервольф», полагая, что в определенный момент сам возглавит диверсионную армию. Весь этот раздрай привел к тому, что немецкое партизанское движение оказалось не готово к встрече с противником: не была разработана тактика, не были подготовлены кадры, базы создавались в спешном порядке.

Но тем не менее после мая 1945 года «вервольфы» продолжали проводить свои операции. Что это? Некая «дикая армия», «дикое войско»? Здесь воедино смешались несколько факторов. Во-первых, это реакция местного населения, особенно национальных окраин, которые на протяжении столетий гуляли от страны к стране. Это Силезия, Судеты, Эльзас, Лотарингия. То есть когда появлялись новые власти, происходило, что называется, «дикое выселение» немцев. То есть советские власти пытались создать определенный барьер, то же самое делали французы, и это вызывало недовольство местного населения, которое, естественно, волей-неволей пыталось как-то сопротивляться, в том числе и вооруженным путем.

Второй составляющий компонент — это остатки частей вермахта. Особенно ярко это было выражено на Западном фронте. Дело в том, что союзники пытались захватить максимум территории. В итоге они прибегали к очень пагубной для них тактике — пытались повторить блицкриг, танковые клинья, но у них не было необходимого количества моторизированной пехоты. В результате между танками и пехотой возникали огромные разрывы, едва ли не в десятки километров. И вот в этих разрывах вполне себе спокойно, привольно чувствовали остатки частей. Некоторые писали, что в тот момент вермахт на Западном фронте вообще превратился в кучу небольших партизанских отрядов. О чем говорить, если армия Венка спокойно ходила по западным тылам. Это не батальон, не рота — это целая танковая армия. Вот в результате этого так называемый «кляйнкриг», то есть небольшая партизанская война, тоже причислялся союзниками и нашими советскими частями к вермахту.

Рейхсюгендфюрер Артур Аксман (слева) и выпускники «Гитлерюгенда»

И еще был план Артура Аксмана, главы «Гитлерюгенда», который предполагал мобилизацию молодежи для создания целой сети партизанских отрядов и диверсионных групп. Кстати, Аксман — единственный из всех нацистских бонз, кто уже в 1944 году не просто подумывал об оккупации Германии, а начал активно к ней готовиться. Более того, он даже пытался выбить финансирование.

Дело в том, что «вервольфы» из молодежной среды, из состава «Гитлерюгенда» (в ополчение входили не только подростки, были и вполне зрелые функционеры), получали изрядное финансирование, исчисляемое миллионами рейхсмарок, и после установления оккупационной власти должны были создать свой собственный бизнес — транспортные компании, что позволило бы им действовать мобильно. То есть фактически создавалась широко разветвленная подпольная организация, которая имела собственное финансирование, причем не какое-то условное, а достаточно крупное. И провал этой организации был связан с тем, что экономическое крыло, в определенный момент достаточно неплохо обустроившееся, стало опасаться военизированного крыла молодежных «вервольфов», которые, естественно, ставили под угрозу их благополучие. Им вовсе не хотелось заканчивать свои дни в тюрьме или у стенки.

Что касается количественного состава «Вервольфа», то установить точную численность ополчения достаточно сложно. По крайней мере это не десятки людей, речь идет о нескольких тысячах. Преобладающее действие — это все-таки западная и южная территории Германии. Основная часть «вервольфов» сосредоточилась в Альпах. Дело в том, что вынашивался план создания Альпийской цитадели, которую союзникам (Альпы доставались в основном американцам) предстояло брать достаточно долго. То есть в итоге Альпы служили отправной точкой для создания, условно говоря, Четвертого рейха.

На Восточном фронте (имеется в виду территория Германии) «вервольфы» выступали небольшими группами по 10 — 15 человек. В основном это были спорадические, несерьезные отряды, которые достаточно быстро вычислялись и зачищались. Тут нельзя списать со счетов опыт органов НКВД, и, конечно, то, что у нас все-таки существовал сплошной фронт, а не некие клинья, как у наших западных союзников.

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер (слева) и обергруппенфюрер Ганс-Адольф Прютцман. Украина, 1942 год

Первая вылазка «Вервольфа» состоялась в сентябре 1944 года против наступавших частей Красной армии. По сути, это была классическая диверсионная деятельность, ничем не отличавшаяся от предыдущих диверсионных групп за исключением того, что она уже осуществлялась в рамках «Вервольфа». В итоге было взорвано два моста. Однако эту группу достаточно быстро вычислили и ликвидировали. В данной ситуации у советской армии никаких сантиментов не было, впрочем, как и у западных союзников.

Кстати, тема взаимоотношений местного населения и оккупационных властей, которая вольно или невольно связана с темой «вервольфов», тоже очень интересна. Мы уже говорили о том, что национальные окраины Германии достаточно долго кишели отрядами (условно назовем их «вервольфов»), но в большинстве своем это было вызвано жесткой политикой. И самое парадоксальное, что советская оккупационная политика не была самой безжалостной. Если посмотреть на то, что делали американцы или французы, то действия Красной армии и советских оккупационных властей не были столь ужасны. С этим, кстати, связано то, что в советской зоне оккупации с проблемой «вервольфов» удалось справиться достаточно быстро, за исключением нескольких случаев, которые, в частности, связаны с Судетами и Силезией. Дело в том, что там предпринимались массовое выселение и депортация немцев, и часть из них совершала набеги обратно. Мотивации были самые разные: личная месть, необходимость забрать имущество и так далее.

Если говорить про французов, то они вообще оказались в очень сложном положении. Дело в том, что Франция была одной из немногих стран-победительниц, которая перед этим войну Германии все-таки проиграла. Поэтому, как следствие, французские оккупационные власти откровенно мстили немцам, несмотря на то, что они не знали таких зверств, какие были, допустим, в Белоруссии и на Украине. Эту месть, жестокие действия никто не скрывал. Существовали официальные заложники, чего, кстати, не было в советской зоне оккупации. И вот эти действия вызывали недовольство местного населения, что рано или поздно приводило к появлению таких самостийных отрядов, которые автоматически зачислялись в «Вервольф».

Что касается Восточной Пруссии, то таких крупных диверсионных действий как в западной области Германии там не было. Это связано с некими эффективными мерами гражданской политики. В чем различие между западными и советскими войсками, когда они вступали на территорию Германии? В официальной установке, пусть и не всегда разделяемой. Советские войска освобождали германский народ от фашизма, западные союзники — от немцев. И во втором случае не делалось никаких различий между социал-демократами, антифашистами, просто гражданским населением, которое сочувствовало нацистам. Можно привести пример, который, возможно, сегодня покажется жутковатым. Летом 1945 года в Кельне англо-американцами была достаточно жестко, даже жестоко, разогнана антифашистская демонстрация из узников концентрационных лагерей. «Просто боялись любого скопища народа», — подумают многие. Союзники вообще боялись любой активности у немцев. Немец — он в любом качестве враг, даже если он коммунист или социал-демократ.

И с этой точки зрения советская оккупационная администрация куда активнее сотрудничала с немцами. И создание ГДР в 1949 году, и фактическая передача власти немцам в 1947 году, естественно, под патронажем, — в американской и французской зоне оккупации были просто немыслимыми явлениями.

Комендант Берлина Николай Берзарин беседует с трюммерфрау, 1945 год

Раз уж мы затронули послевоенную страницу истории, то отметим, что если поначалу основная деятельность «вервольфов» заключалась в военном противостоянии, то есть в попытке остановить наступающую Красную армию, равно как и армии союзников (кстати, достаточно наивно полагать, что такие небольшие отряды могли это сделать), то где-то в 1945 — 1946 годах это были мелкие вылазки, в основном сводившиеся к подрыву мостов, обрезанию линий связи, убийству отдельных милиционеров. Есть интересная статистика, которая говорит о том, что в 1946 — 1947 годах по процентному соотношению от рук «вервольфов» больше страдали польские и чешские милиционеры, нежели одиночно стоящие советские солдаты.

Если говорить о каких-то крупных акциях конца войны и послевоенного периода, то следует вспомнить убийство бургомистра Аахена Франца Оппенхофа, назначенного на этот пост американцами. Весь парадокс заключался в том, что Оппенхоф настаивал на активном привлечении немцев к работе в администрации, даже несмотря на то, что они в свою бытность являлись членами нацистской партии.

Согласно американским и английским источникам, убийство генерала Берзарина, коменданта Берлина, — тоже не что иное, как акция «Вервольфа»; у нас — автомобильная катастрофа. Не исключены ни первая, ни вторая версии, но все-таки отметим, что развалины Берлина, коими он являлся летом 1945 года, были просто созданы для диверсионных вылазок.

Мы уже говорили о том, что «Вервольф» был обращен не только против союзнических и советских войск, но и против самих немцев. Одной из функций организации было устрашение местного населения. Тут можно приводить массу примеров того, как расправлялись на территории, еще подконтрольной нацистам, с паникерами и пораженцами. Был один парадоксальный случай, когда в одном небольшом городке местный бургомистр попытался скрыться от наступающих советских частей и был выловлен «вервольфами», теми самыми, которых он сам набирал в команду, выполняя приказ сверху.

Насколько известно, в период создания «Вервольфа» подростков активно вооружали фаустпатронами. Существуют записи, свидетельства того, что юные партизаны доставляли достаточно много головной боли нашим танкистам, и не только нашим. Поймай солдат «вервольфа» — у него сразу же возникала дилемма: как его воспринимать — как ребенка или все-таки как нацистского пособника? Естественно, были и расправы с подобными злоумышленниками (не только с нашей стороны, но и со стороны союзников), и попытки переломить стереотипы молодежи в отношении новых властей, тем более когда стало понятно, что все это не хаотическое движение, а за этим стоят некие силы.

После войны, где-то до конца 1946 года, «вервольфы» действовали в центральной Германии. На окраинах их вылазки продолжались еще год, до конца 1947 года. А самое долгое, где они просуществовали, — это Южный Тироль — германоязычная территория, которая отошла к Италии. Здесь «вервольфы» воевали до конца 60-х годов.

Немногие знают, но советская историография грешила тем, что значительно преуменьшала степень сопротивления со стороны германского населения. Но все-таки следует отдать должное тем, кто работал с советской оккупационной администрацией. Эти люди не опирались исключительно на насилие, все-таки были некоторые меры социального воздействия. В частности, работа с немецкими антифашистами. За исключением британцев, американцы, канадцы, французы опасались делать это, подозревая, что среди антифашистов затесались тайные агенты «Вервольфа», которые пытаются влезть в новую администрацию для того, чтобы использовать свое положение для продолжения диверсий и террора. Примеры этому, кстати, были. Был выявлен некий «вервольф» Ярчук, польский фольксдойче, которого даже пытались в силу очень лояльного отношения назначить бургомистром одного небольшого города. Но потом выявилось, что он, оказывается, был специально заслан «Вервольфом». То есть к антифашистам у западных союзников было достаточно осторожное отношение, потому что они в любой попытке социальной и политической активности видели немецких партизан.

Вспоминается заметка, в которой призывалось не вступать в отношения с немецкими девушками. Мотивировалось это тем, что женщины специально будут заражать американских солдат сифилисом, дабы помогать деятельности «Вервольфа», организации, в которой состоят ее брат, ее сын и так далее. То есть американцы и англичане достаточно серьезно относились к этой угрозе. Почему? Потому что ничего не могли ей противопоставить. Они не имели практики ведения партизанской войны и противодействия ей. Некоторый опыт был у французов, но, опять же, этот опыт был связан с городской средой, не с руинами. Французское сопротивление действовало в совершенно других условиях.

Адольф Гитлер приветствует юношей из «Гитлерюгенда». Берлин, 1945 год

Что касается основной тактики «вервольфов», то она была до ужаса примитивной: партизаны закапывались в бункер (будь то лесная сторожка, пещера, какое-то другое укрытие), пропускали передовые части «вражеских» войск вперед и после этого наносили удар в тыл. Естественно, в данных условиях их достаточно быстро выявляли и ликвидировали.

А вот оружием «вервольфов» снабжали централизованно. Единственное, что успели сделать немецкие власти, — это создать огромные тайные склады, которые выявляли чуть ли не до середины 50-х годов. В последний момент, когда нацисты уже понимали, что скоро все рухнет, они наделали такое количество запасов, что ими можно было снабдить не одну армию. Поэтому в мае 1945 года у «вервольфов» были и отравляющие вещества, и несколько видов взрывчатки, и специальные баллоны для отравления источников воды. А уж об автоматах, гранатах, стрелковом оружии и говорить просто не приходилось.

Ну, и напоследок несколько слов о судьбе «Вервольфа». Большую часть диверсантов вылавливали, и поскольку они не попадали под действие Женевской конвенции, не являлись военнопленными, их расстреливали на месте. И только в особых случаях, как уже говорилось, с подростками, все-таки пытались вести некую работу.

Самый известный случай добровольного перехода с целью воевать на стороне СССР это история немецкого ефрейтора Фрица Ганса Вернера Шме́нкеля
Фриц родился 14 февраля 1916 в местечке Варзово возле города Штеттин ныне Щеци, его отец коммунист был убит в 1923г в стычке с нацистами. В ноябре 1941 года Ф. Шменкель дезертировал из рядов немецкой армии и в районе города Белый Калининской (ныне Тверской) области намереваясь перейти линию фронта с целью вступить в ряды Красной Армии, но попал к советским партизанам 17 февраля 1942 года он был принят в партизанский отряд "Смерть фашизму", и с этого времени по март 1943 года был разведчиком, пулемётчиком, участником и руководителем многих боевых операций на территории Нелидовского и Бельского районов Калинской (ныне Тверской) области и в Смоленской области. Партизаны дали ему имя «Иван Иванович».

Из показаний партизана Виктора Спирина: - Первое время ему не доверяли и оружия не давали. Даже хотели расстрелять, если сложится тяжелая обстановка. Заступились местные жители, которым он помогал по хозяйству, пока скитался осенью и зимой 41-го года. В конце февраля мы подверглись нападению и обстрелу немецкого разведывательного отряда. У Шменкеля был только один бинокль, через который он наблюдал за боем. Заметив немца, спрятавшегося за елкой и ведущего прицельный огонь по дому, попросил винтовку. Ему разрешили взять - в сенях они лежали кучей, но свою я ему не отдал. Он одним выстрелом убрал немца. После этого мы ему стали доверять (хотя из показаний другого партизана ему долго еще не доверяли - "Назначали в дозор, а в укрытии ставили своего человека") дали ему винтовку убитого и пистолет "парабеллум".
6 мая 1942 года на дороге Духовщина - Белый отряд столкнулся с немецкой танковой колонной и вынужден был отступить с боем. Мы уже уходили, когда Шменкель подбежал к помощнику командира отряда Васильеву и сказал, что на танках имеются бочки с горючим и что нужно стрелять в них. После этого мы открыли огонь зажигательными патронами и сожгли пять танков.
Вскоре Фриц-Иван стал незаменимым и авторитетным бойцом в отряде. Партизаны воевали в основном трофейным оружием, захваченным у немцев. Однако с пулеметом никто, кроме Фрица-Ивана, обращаться не умел, и он охотно помогал партизанам осваивать технику. Даже командир отряда советовался с ним при проведении той или иной операции.

Из показаний партизана Аркадия Глазунова: - Наш отряд окружили немцы, и мы отбивались около двух недель. Потом все разошлись по мелким группам и пробивались из окружения. Шменкель был с нами и из окружения ушел с одним из наших партизан. Примерно через месяц наш отряд собрался в лесу. Шменкель тоже нас разыскал. Был он сильно обморожен, но снова воевал против немцев. Все партизаны относились к нему как к своему человеку и уважали его .
Немецкое командование выяснило какой именно немецкий солдат под псевдонимом "Иван Иванович" воюет на стороне советских партизан, было распространено объявление по деревням и среди немецких солдат "Кто поймает Шменкеля - вознаграждение: русскому 8 га земли, дом, корова, германскому солдату - 25 тыс. марок и 2 месяца отпуска".

В начале 1944 года Шменкель был схвачен гитлеровцами и по постановлению военно-полевого суда был расстрелян в Минске 22 февраля того же года. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 октября 1964 года за активное участие в партизанском движении, образцовое выполнение боевых заданий командования в годы Великой Отечественной войны и проявленные при этом геройство и мужество гражданину Германии Шменкелю Фрицу Паулю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Есть сведения ещё об одном немецком солдате воевавшего в составе партизанского рейдового соединения "13" под командованием Сергея Гришина действовавшего на территории 19 районов Смоленской, Витебской и Могилевской областей. В марте и апреле1943г юга - западнее Смоленска части немецкой армии провели крупную операцию против отряда Гришина. Дальше отрывки из материалов двух допросов немцами девушки и перебежчика из этого партизанского отряда:

Присоединившиеся к партизанам: один цыган; один немецкий солдат, присоединившийся к партизанам после ранения; около 200 украинских дезертиров в немецкой форме, в том числе майор, имени которого я не знаю, но он работает в штабе. Немецкий солдат сражается вместе с партизанами против немцев; по-русски говорит плохо.

В группе находится немецкий солдат, он дезертировал и присоединился к нам около села Колышки. Мы зовем его Федя, его немецкое имя мне неизвестно. Отделение партизан устроило засаду на группу из 10 русских военнопленных и двух немецких солдат; один солдат был убит. Десять военнопленных теперь сражаются на нашей стороне. Немецкого солдата расстрелял из автомата Федя, обратившийся с просьбой об этом. Он проявляет большую активность, и его прозвали «героем». Словесный портрет Феди: 19 лет, среднего роста, худощавый, темно-русые волосы; одет: немецкая форма без знаков отличия, белая меховая шапка с красной звездой»

В нашем кавалерийском взводе было 30 человек, в том числе один немецкий солдат по имени Федя. Его настоящее имя Фридрих Розенберг или Розенхольц. Он проживал рядом с Гамбургом. Насколько мне известно, он дезертировал. Он пользуется уважением, но в группе ему не доверяют и постоянно за ним следят.

Вполне возможно, что речь идёт о том же Фрице Шме́нкеле, район действий отрядов приблизительно совпадает, хотя в составе полка "13" отряда «Смерть фашизму» не было. Имя Федя смахивает на Фрица, с другой стороны возраст у Феди указан как 19 лет, а Фрицу в это время уже было 27 лет, плюс разночтения по месту рождения.

В книге "Записки военного переводчика" Верника С. М рассказывается опять же о Белоруссии 1943г где в местечка Острына он встретился с австрийцем из Вены по имени Курт, воевавшим на стороне партизан.
...Курт родом из пригорода Вены. Отец его — рабочий. Курт хорошо помнит 1934 год, революционные бои с австрийскими фашистами на рабочих окраинах Вены. Хотя ему еще и десяти лет не было, но патроны он и его товарищи рабочим подносили. ...когда меня призвали в армию и должны были отправить на Восточный фронт, отец при нашем последнем разговоре сказал: «Курт, ты не должен воевать за наци».
В Белоруссии на эшелон, в котором Курт и солдаты его полка ехали на Восточный фронт, совершили налёт советские самолёты во время которого Курт дезертировал. Через пару дней его задержали партизаны, после чего вступив в состав партизанского отряда он в течении двух лет воевал против немецких войск.

Если у кого нибудь есть более подробная информация о этих немецких военнослужащих или о похожих случаях, поделитесь.

Партизанское движение не раз доказывало свою эффективность во время войн. Немцы боялись советских партизанов. «Народные мстители» разрушали коммуникации, взрывали мосты, брали «языков» и даже сами делали оружие.

История понятия

Партизан – слово, пришедшее в русский из итальянского языка, в котором слово partigiano обозначает участника нерегулярного военного отряда, пользующегося поддержкой населения и политиков. Партизаны борются с помощью специфических средств: войны в тылу противника, саботажа или диверсий. Отличительной чертой партизанской тактики является скрытое передвижение по территории противника и хорошее знание особенностей местности. В России и СССР такая тактика практикуется испокон веков. Достаточно вспомнить войну 1812 года.

В 30-е годы в СССР слово «партизан» приобрело положительную коннотацию – так называли только партизан, выступающих за Красную Армию. С тех пор в России это слово исключительно позитивное и почти не употребляется в отношении вражеских партизанских группировок – их именуют террористами или незаконными военными формированиями.

Советские партизаны

Советские партизаны во время Великой Отечественной были управляемы органами власти и выполняли схожие с армией задачи. Но если армия воевала на фронте, то партизаны должны были разрушать вражеские пути сообщения и средства коммуникаций.

За годы войны в оккупированных землях СССР работало 6200 партизанских отрядов, в которых принимало участие примерно миллион человек. Ими управлял Центральный штаб партизанского движения, разрабатывая разрозненным партизанским объединениям согласованную тактику и направляя к общим целям.

В 1942 году Маршал СССР Климент Ворошилов был назначен на должность Главнокомандующего партизанским движением, и им было предложено создать партизанскую армию в тылу у врага – немецких войск. Несмотря на то, что о партизанах часто думают как о беспорядочно организованных отрядах местного населения, «народные мстители» вели себя в соответствии с правилами строгой военной дисциплины и принимали присягу как настоящие солдаты – иначе им было не выжить в жестоких условиях войны.

Быт партизан

Хуже всего советским партизанам, вынужденно скрывавшимся в лесах и горах, приходилось зимой. С проблемой холода до этого ни одно партизанское движение в мире не сталкивалось – помимо трудностей выживания добавлялась проблема маскировки. На снегу партизаны оставляли следы, а растительность больше не скрывала их убежища. Зимние жилища часто вредили мобильности партизан: в Крыму они строили в основном наземные жилища наподобие вигвамов. В других же районах преобладали землянки.

Многие партизанские штабы имели радиостанцию, с помощью которой связывался с Москвой и передавал новости местному населению на оккупированных территориях. С помощью радио командование приказывало партизанам, а те, в свою очередь, координировали авиаудары и давали сведения разведки.

Среди партизан были и женщины – если для немцев, мысливших женщину только на кухне, это было неприемлемо, то Советы всячески агитировали слабый пол к участию в партизанской войне. Женщины-разведчики не попадали под подозрение врагов, женщины-врачи и радисты помогали при диверсиях, а некоторые отважные женщины даже участвовали в боевых действиях. Известно и о офицерских привилегиях – если в отряде была женщина, она часто становилась «походной женой» командиров. Иногда все происходило наоборот и жены вместо мужей командовали и вмешивались в военные вопросы – такой беспорядок высшие органы пытались пресекать.

Тактика партизан

Основой тактики «длинной руки» (так советское руководство называло партизан) было осуществление разведки и диверсий – они уничтожали железные дороги, по которым немцы доставляли эшелоны с вооружением и продуктами, ломали высоковольтные линии, отравляли в тылу врага водопроводы или колодцы.

Благодаря этим действиям удавалось дезорганизовать тыл противника и деморализовать его. Большим преимуществом партизан было также то, что все перечисленное не требовало больших человеческих ресурсов: реализовать подрывные планы порой мог даже небольшой отряд а иногда – один человек.
Когда Красная Армия наступала, партизаны ударяли с тыла, прорывая оборону, неожиданно срывали вражескую перегруппировку или отступление. До этого силы партизанских отрядов скрывались в лесах, горах и болотах - в степных районах деятельность партизан была малоэффективной.

Особенно успешной партизанская война была в Белоруссии – леса и болота скрывали «второй фронт» и способствовали их успехам. Потому до сих пор в Белоруссии помнят подвиги партизан: стоит вспомнить хотя бы название одноименного минского футбольного клуба.
С помощью пропаганды на оккупированных территориях «народные мстители» могли проводить пополнения боевых рядов. Однако партизанские отряды набирались неравномерно – часть населения на оккупированных территориях держала нос по ветру и выжидала, другие же люди, знакомые с террором немецких оккупантов, охотнее шли в партизаны

Рельсовая война

«Второй фронт», как называли партизан немецкие захватчики, сыграл огромную роль в уничтожении врага. В Белоруссии в 1943 году было постановление «О разрушении железнодорожных коммуникаций противника методом рельсовой войны» - партизаны должны были вести так называемую рельсовую войну, подрывая поезда, мосты и всячески портя вражеские пути.

В ходе операций «Рельсовая война» и «Концерт» в Белоруссии было на 15-30 дней остановлено движение поездов, а также уничтожались армия и техника неприятеля. Подрывая вражеские составы даже в условиях нехватки взрывчатки, партизаны уничтожили более 70 мостов и убили 30 тысяч немецких бойцов. Только в первую ночь операции «Рельсовая война» было разрушено 42 тысячи рельсов. Считается, что за все время войны партизаны уничтожили около 18 тысяч составов противника, что является поистине колоссальной цифрой.

Во многом эти достижения стали реальностью благодаря изобретению партизанского умельца Т.Е. Шавгулидзе – в походных условиях он соорудил особый клин, пускающий поезда под откос: состав наезжал на клин, который за несколько минут крепился к путям, затем колесо переставлялось с внутренней на наружную сторону рельса, и поезд полностью разрушался, чего не происходило даже после взрывов мин.

Помимо ремонта партизаны занимались и конструкторской работой: «Большое количество самодельных мин, автоматов и гранат партизан имеют оригинальное решение как всей конструкции в целом, так и ее отдельных узлов. Не ограничиваясь изобретательством «местного» характера, партизаны отправляли на Большую землю большое количество изобретений и рационализаторских предложений».

Самым популярным кустарным оружием были самодельные пистолеты-пулеметы ППШ – первый из них был сделан в бригаде партизан «Разгром» под Минском в 1942 году. Также партизаны изготавливали «сюрпризы» со взрывчаткой и неожиданные разновидности мин с особым детонатором, секрет которого знали только свои. «Народные мстители» с легкостью ремонтировали даже подорванные немецкие танки и даже организовывали из починенных минометов артиллерийские дивизионы. Партизанские делали инженеры даже гранатометы.