Военные преступления. Изнасилования в Германии
Причины, по которым не чтят русских «асвабадителей» японцы, китайцы и корейцы. Традиции мародерства, погромов, насиличя и грабежей советской (российской) армии.
8 августа 1945г., отклонив просьбу Японии быть посредником на переговорах о её сдаче США и их союзникам, советский министр иностранных дел Молотов передал японскому послу Сато декларацию об объявлении войны, которая нарушала Договор о Нейтралитете, заключённый ранее между Японией и СССР. В течение последовавшей за этим недели Красная армия прорвала оборону деморализованной Квантунской армии на Сахалине, а также в оккупированных японцами Маньчжурии (Северо-Восточном Китае) и Корее и заняла огромные территории к югу от советской границы.
В результате боевых действий пострадало огромное число японских колонистов- мирных жителей, ранее переселившихся в оккупированную Японией Маньчжурию и не предупреждённых вовремя о нападении со стороны СССР. Согласно воспоминаниям очевидцев, «...если ты натыкался на маньчжуров, то они отбирали у тебя всё. Но самыми ужасными были красноармейцы. Они убивали японцев просто ради того, чтобы убить. Я видел много трупов, проткнутых штыками. Горы и горы тел...» (Ronald Spector, «In the Ruins of Empire», стр.30).
Одно из наиболее известных массовых убийств японских колонистов Красной армией, по свидетельствам очевидцев (например, Каваучи Митсуо), произошло около станции Гегенмяо в Маньчжурии, где 14 августа находились вагоны с примерно 1200 японскими беженцами.
Когда советская танковая колонна заняла станцию, на переговоры с красноармейцами вышел глава совета японских колонистов Асано. При приближении к танкам он был скошен пулемётной очередью, после чего красноармейцы начали расстреливать остальных беженцев. В результате около 1000 колонистов были убиты или покончили с собой («The Japanese Internees and Forced Labor in the USSR after the Second World War», ч.1, стр.30).
Согласно японским оценкам, более 11 тысяч японских колонистов погибли во время наступления Красной армии в Маньчжурии. Также многие тысячи японцев умерли позже от нечеловеческих условий, в которых они оказались в результате советского наступления. Японский посол в Шеньяне писал: «В городе накопилось около полумиллиона бывших колонистов. Некоторые прошли пешком более тысячи миль, чтобы добраться до лагерей беженцев. Многие полностью истощены, на некоторых нет никакой одежды. У них отняли всё, что они не могли с собой унести. Иногда они днями не получают никакой пищи.» (Ronald Spector, «In the Ruins of Empire», стр.31).
Несмотря на капитуляцию, объявленную японским императором 15 августа 1945г., Красная армия продолжала уничтожать эвакуирующихся, особенно на Южном Сахалине, который согласно Симодскому Договору от 1855г., принадлежал Японии. Утром 20 августа советский десант, высадился в японском порту Маока (ныне Холмск), где 18000 японцев ждали эвакуации на Хоккайдо и, согласно японским архивам, расстрелял около 1000 мирных жителей, попытавшихся спастись бегством в горы.
Через неделю после сдачи Японии, 22 августа, в Тоёхаре (ныне Южно-Сахалинск) советские бомбардировщики сбросили бомбы на собравшуюся на вокзале толпу беженцев, убив несколько сот человек. Это было сделано, несмотря на огромный белый флаг над зданием вокзала и большой белый тент с красным крестом, в районе которого находились беженцы. Одновременно транспортные суда Дай-Ни-Синко-Мару, Огасавара-мару и Тайто-мару с беженцами, эвакуирующимися с Сахалина, были, подобно «Густлову» на Балтике, торпедированы советскими подводными лодками, а оказавшиеся в воде люди расстреляны с воздуха. В результате погибли 1708 беженцев.
Оккупировав — Южный Сахалин, Итуруп, Кунашир, Хабомаи и Шикотан, СССР депортировал оттуда всех японцев, а также сахалинских и курильских аборигенов — айну и часть нивхов вместе с уилта. На Сахалине остались лишь 43000 корейских рабочих, интернированных туда японцами по программе принудительного труда в 1920-1945гг. Теперь их принудили работать на СССР в точно таких же тяжёлых условиях, как и раньше.
Корейские ссыльные, захваченные СССР на Сахалине и оставленные там для принудительных работ
Почти 600 тыс. японских военнослужащих сдались Красной армии в Маньчжурии, на Сахалине и Курилах. Большая их часть была переправлена в СССР в , откуда те, кто остался жив, были репатриированы на Родину в 1956г. вместе с японцами, захваченными в 30х годах во время советско-японских пограничных конфликтов.
Использовал пленных японцев и интернированных корейцев для принудительного труда в нарушение Потсдамской Декларации 1945г. В отличие от военных преступлений Японии, это военное преступление СССР не было осуждено ни одним судом или трибуналом (Mark Ealey. An August Storm. The Soviet-Japan Endgame in the Pacific War: The Japan Focus.).
Разгромив японцев в Маньчжурии, занялась грабежами мирных жителей и насилием. Отряд Команды Стратегических Служб (OSS) США, десантированный 16 августа в китайский город Шеньянь (Мукден), чтобы спасти американских военнослужащих из японского плена, докладывал: «Русские превзошли китайцев в грабежах, мародёрстве и изнасилованиях. Женщин насилуют на автобусных остановках, железнодорожных вокзалах и иногда прямо на улицах.
Ходят слухи, что местным властям предписано поставлять определённое число женщин советскому командованию каждую ночь. В результате, женщины бреются наголо, замазывают лица чернилами и накладывают повязки, чтобы выглядеть как можно менее привлекательными.» Командир этого отряда Хол Лит (Hal Leith) написал о красноармейцах буквально следующее: «Они занимаются только грабежами и убийствами. И они грабят не только японцев. Некоторые солдаты носят сразу десяток наручных часов... Среди советских военных мне довелось встретить и приличных людей, но таких — один из десяти».
Американский военно-морской атташе в Нанкине вспоминал: «русские солдаты врывались в дома и забирали себе всё, кроме мебели. Затем подъезжал военный грузовик и увозил мебель. Советские офицеры обычно не обращали внимания на грабежи, учиняемые их подчинёнными, а нередко и сами участвовали в них.»
В архивах ЦРУ есть дневник, описывающий многократные ограбления красноармейцами дома немецкого торгового агента в Шеньяне, в которых участвовал офицерский состав, а советские оккупационные власти отказывались расследовать это дело и в конце-концов сами «купили» квартиру этого агента и мебель, которую не успели украсть, по многократно заниженной цене. В дневнике также упомянуты частые ограбления прохожих красноармейцами, конфискация промышленного оборудования с отправкой его в СССР и аресты Красной Армией китайцев, японцев и немцев с целью принудительного использования их труда.
Войска Забайкальского фронта маршируют по Маньчжурии
Советские солдаты мародёрствовали и насиловали не только в Шеньяне, но и в китайских городах поменьше. Так, войдя в Пинчуан, красноармейцы бросили в тюрьму на голодную смерть представителей местной полиции и марионеточной армии, а затем ограбили все дома и увели весь скот.
По свидетельствам местных жителей, «советские солдаты отнимают у людей наручные часы и расстреливают тех, кто отказывается подчиниться грабежу. Красная Армия требует от крестьян женщин. Красноармейцы расстреляли крестьянина и двух рабочих, которые не смогли найти им женщин для удовлетворения похоти» (Ronald Spector, «In the Ruins of Empire», стр.34-35).
Oфицер Квантунской армии, сдавшийся красноармейцам в китайском городе Цзилин, вспоминал: «Десятки советских солдат выстроились в очередь перед дверями дома, в котором насиловали японских женщин. Когда мы остановились в холмистой зоне на окраине города, японка, переодетая солдатом, выбежала к нам, крича: „Помогите! Солдаты!“ и спряталась среди нас. Но за ней уже бежал красноармеец, держа ружьё в одной руке.
Он прикоснулся к её грудям и сказал: „Японская мадам. Хорошо!“ и забрал её с собой. Он выстрелил в воздух из автомата и пригрозил нам, чтобы мы не вмешивались. Уводимая красноармейцем женщина смотрела на нас с упрёком. Даже сейчас я помню её взгляд.» («The Japanese Internees and Forced Labor in the USSR after the Second World War. Ч.2, стр.68»).
Красноармейцы тащат насиловать очередную жертву (Германия)
Бежавшие от Советской власти в Китай казаки тоже оказались свидетелями преступлений Красной Армии в Маньчжурии. Вот какие воспоминания казачки Ларисы Анатольевны, спецпереселенки из Китая, опубликовал в журнале «Отечество и Вера» его главный редактор Михаил Смыслов. "В 1945-м пришла Красная Армия-освободительница, т.н. рокосовцы.
«И началось такое в Китае, о чём сейчас у вас никто не говорит... Эти ветераны понацепляли наград!.. А я девчонкой была и своими глазами видела, что там творилось! И пускай эти ветераны засунут себе в... эти награды. Потому что никто из них не признается уже, видать, что творили. Про нас мы уже молчим, вроде как «заслужили». А что с китайцами они делали! Как они бесчестили китайских девчонок, которые кончали потом самоубийством, бросались с кручи в реки, потому, что не в состоянии были вынести этого позора.
Грабили китайские лавки и чемоданами вывозили награбленное в Союз — это рядовой состав. А офицеры контейнерами и вагонами вывозили добро китайцев, которых освобождать пришли. И против нас китайцев озлобили. Надо было эвакуировать станицу — вышли мы все в одно утро.
А нас с холмов давай поливать пулемётным огнём. Казаки наши в бой не ввязались, а по балке обошли пулемётчиков с тыла и в плен захватили. Оказалось — китайцы. Стали их спрашивать — за что? Мы ж с вами в мире жили, хлебом делились, наш врач тоже сколько вашим больным помогал. А те отвечают: «Вы, русские испоганили нам всё!» «Так это же советские, Красная Армия, а не мы!» «Вы на лица все одинаковы!..»
Японский вице-консул в Порт-Артуре докладывал, что китайские граждане выкрали оружие с морской базы и создали ополчение, чтобы противостоять грабежам, которые учиняют красноармейцы (Ronald Spector, «In the Ruins of Empire», стр.35). Даже китайские коммунисты выразили протест СССР.
Секретарь Северо-Восточного отделения Китайской коммунистической партии Xу Фуцзиа (Hu Fujia), писал руководству ВКП(б) что «Красная Армия зaнимается, вещами, не подобающими пролетарской армии, в том числе, изнасилованиями и экспроприацией продовольственных запасов у крестьян». В своём письме Ху Фуцзиа просил «создать военный дисциплинарный комитет, который предотвращал бы нарушения военной дисциплины красноармейцами и развернуть широкую пропагандистскую кампанию, чтобы вернуть доверие китайцев, которые теперь не на шутку боятся советских солдат.» (Stalin, the Cold War and the pision of China: a Multiarchival Mystery, стр.3).
Агитационный плакат, отпечатанный для Китая
Вслед за Манчжурией Красная армия заняла Северную Корею, и её точно так же захлестнула волна грабежей и насилия. «В городе Сонгдо, который был оккупирован Советами всего несколько дней, потому что он был южнее 38-й параллели, из банка было украдено 8 миллионов йен и похищено со складов 60 тысяч фунтов дорогого женьшеня. На память о своём пребывании в городе советские солдаты отобрали у большинства граждан наручные часы» («Do We Run Korea Badly? Well, Look How Reds Do», p.59, Newsweek, Sep. 24, 1945).
Австралиец, который ездил в Пхеньян, чтобы найти пропавших военнопленных союзников, докладывал: «Русские, вооружённые автоматами Томпсона, делают несколько выстрелов в воздух, затем врываются в дома, вытаскивают оттуда тех женщин, большей частью молодых, которых они там находят, тащат их вместе с мебелью и другими понравившимися им вещами в свои грузовики и едут в свои казармы.
Через день-другой женщин выбрасывают на улицу... Я видел как русские идут в огороды и снимают с них все овощи, несмотря на то, что крестьяне и их семьи умрут от голода если не получат денег за эти овощи. Но русские не платят за еду, которую они отбирают у крестьян. По крайней мере, я никогда не видел, чтобы они платили. Корейцы говорили мне, что не получили ничего за домашних животных и овощи, отобранныe у них красноармейцами» (Ronald Spector, «In the Ruins of Empire», стр.144-145).
Грабежи и мародёрство, которые устроили отдельные солдаты Красной Армии, меркнут в сравнении с систематической деиндустриализацией Маньчжурии советскими властями. Работая без остановки, советские специалисты с помощью подневольных японских и немецких инженеров разобрали целые фабрики и электростанции и отправили их в СССР. Через полгода после начала советской оккупации из 972 фабрик и заводов Шеньяна только двадцать имели необходимое для их работы оборудование.
Из-за экспроприаций в пользу СССР перестали функционировать даже системы водоснабжения, канализации и отопления города. «Они вывезли всё, что можно было вывезти» -вспоминает Роберт Сек, американский авиамеханик, который прилетел в Шеньян сразу после ухода оттуда советских оккупантов. «Единственное, что оставила в городе Красная Армия — это памятник себе в центре города с танком на вершине колонны» (Ronald Spector, «In the Ruins of Empire», стр. 34-35).
Памятник советским воинам-«освободителям» в Шеньяне (Мукдене). Фото 1946г.
Вот что рассказал корреспонденту Тайм японский инженер, который оказался случайным свидетелем вывоза в СССР крупнейшего завода Маньчжурии Anshan Steel Works, расположенного в 60 милях от Шеньяня. «Русские забрали себе от 70 до 80% оборудования Аншана, включая плавильное оборудование, машинную мастерскую, сталепрокатные машины и мельницы для руды, химическое оборудование, грузовики и локомотивы. Эти трофеи были отправлены по железной дороге в Дариен и в оккупированную русскими Корею для дальнейшей отправки в СССР» («Foreign News: LOOTED CITY», TIME, March 11, 1946).
Точно так же была ограблена и деиндустриализована оккупированная Советами Северная Корея. Так, всё, что можно было вывезти с Nippon Steel Company в Чунгджине, было отправлено в СССР, от печей и химикатов до телефонов и столов со стульями. От Японской Текстильной Компании осталось одно пустое здание. Более половины запасов угля, предназначавшегося для корейских железных дорог, было вывезено в СССР.
Американские специалисты подсчитали, что одна только организованная Советами деиндустриализация нанесла прямой ущерб экономике Китая в размере $850 миллионов или 9,5 миллиардов нынешних долларов США, а из Северной Кореи были вывезены в СССР оборудование, сырьё и продуктовые запасы на сумму не менее миллиарда тогдашних долларов (Ronald Spector, «In the Ruins of Empire», стр. 35 и 145).
Но несравнимо более серьёзный ущерб Китаю и Северной Корее был причинён тем, что советская оккупация привела ко власти местных коммунистов, усилиями которых были установлены тоталитарные режимы, уничтожившие миллионы человек, замедлившие экономическое развитие и превратившие эти страны в большой концлагерь, а их население — в рабов.
Памятник советским воинам-«освободителям» в Пхеньяне
Начало возмездия
19 апреля 1943 года Президиум Верховного Совета СССР постановил меры наказания для «немецко-фашистских злодеев, виновных в истязаниях и убийствах советского гражданского населения и пленных красноармейцев», а также для их пособников из числа предателей Родины.
Осуждённых за военные преступления, как правило, вешали публично, при большом стечении народа. В том же 1943 году СССР начал большие показательные процессы над виновными в зверствах на оккупированной территории. Громкие открытые судебные процессы прошли в Харькове и Краснодаре. Для их освещения были допущены не только советские, но и лояльные зарубежные журналисты из союзных западных стран.
На Краснодарском процессе 1943 года впервые прозвучало тогда ещё незнакомое зловещее слово «газенваген». Такие разбирательства велись по горячим следам. На скамью подсудимых попадали, главным образом, пособники оккупантов из числа местного населения. Одновременно Советский Союз готовил собственные подобия Нюрнбергского трибунала.
Согласно «Декларации об ответственности гитлеровцев за совершаемые преступления», изданной правительствами СССР, США и Великобритании 1 ноября 1943 года, немецкие военные преступники, исключая самых высокопоставленных, подлежали суду и наказанию в тех странах, на территории которых они совершили свои злодеяния. Такие преступники выявлялись из числа военнопленных.
Показательные процессы
В конце 1945 года начались восемь первых таких процессов. Они проходили в городах, против населения которых обвиняемые совершали свои преступления. Это были Ленинград, Смоленск, Брянск, Великие Луки (РСФСР), Киев, Николаев (Украинская ССР), Минск (Белорусская ССР) и Рига (Латвийская ССР).
Процессы были открытыми, в залы, где проходили судебные заседания, стремилась публика, требовавшая беспощадной расправы. Киноленты запечатлевали леденящие кровь выступления свидетелей, предъявление доказательств чудовищных преступлений, запоздалые признания и раскаяния злодеев.
Приговоры через повешение в 1946 году были вынесены более чем восьми десяткам нацистов, казни совершались публично. 10 сентября 1947 года Совет Министров СССР постановил провести ещё девять показательных процессов в городах Российской Федерации (Новгороде и Севастополе), Украины (Сталине, Полтаве, Чернигове), Белоруссии (Гомеле, Витебске и Бобруйске) и Молдавии (Кишинёве). На этот раз было негласно указано ограничиться менее суровыми карами. Эти процессы завершились в 1949 году. По приговорам судов 137 военных преступников получили 25 лет заключения в лагерях.
Переход к заочному осуждению
После этого практика открытых судебных процессов над нацистскими военными преступниками была прекращена. Уже 24 ноября 1947 года совместным распоряжением Министерств внутренних дел и юстиции СССР и Генпрокуратуры СССР было указано на будущее проводить закрытые, причём заочные, процессы над военными преступниками в местах их заключения, а обвиняемых приговаривать к 25 годам лагерей.
Вынесение приговоров растянулось на долгое время. Например, содержавшиеся в лагерях для военнопленных командир танковой дивизии «Лейб-штандарт СС Адольф Гитлер» бригадефюрер Вильгельм Монке и последний комендант Берлина генерал Гельмут Вейдлинг только в 1952 году были осуждены на 25 лет и содержались после этого во Владимирском централе. Вейдлинг стал одним из немногих гитлеровских генералов, умерших в советском плену, не дождавшись освобождения, наступившего у них в 1955 году.
Репатриация оставшихся в живых осуждённых
В 1950 году правительство СССР официально заявило о прекращении репатриации немецких военнопленных. Оставшиеся в СССР были объявлены военными преступниками - уже осуждёнными на тот момент (9717 человек) и пока подследственными (3815).
После смерти Сталина и начала «оттепели» в международных отношениях правительство СССР пошло навстречу правительству ФРГ и выразило готовность репатриировать военных преступников из числа немецких граждан. Соответствующий указ Президиума Верховного Совета СССР был издан 28 сентября 1955 года. Были освобождены и репатриированы 9536 немецких военнопленных, содержавшихся в советских тюрьмах и лагерях, в том числе 6432 в ФРГ и 3104 в ГДР. Многие из репатриированных в ГДР продолжали отбывать там срок заключения. В заключении в СССР были оставлены и впоследствии здесь умерли 28 человек.
Общая цифра немецких военных преступников, находившихся в СССР в 1955 году, на 3968 человек меньше их числа в 1950 году. Очевидно, эти люди, то есть около одной трети всех заключённых, умерли в период 1950-1955 гг. О некоторых мы знаем документально. Например, командир танковой дивизии СС «Мёртвая голова» бригадефюрер Гельмут Беккер, получивший, как многие, в 1952 году 25 лет воркутинских лагерей, был в сентябре 1952 года снова судим - на этот раз за организацию саботажа в лагере - и в феврале 1953-го расстрелян. Некоторые военнопленные были совершенно необоснованно приписаны к категории военных преступников по политическим соображениям.
Бывший подчиненный фельдмаршала Паулюса генерал Вальтер Зейдлиц, сдавшийся под Сталинградом, в плену возглавил комитет «Свободная Германия» и «Союз немецких офицеров», стал призывать офицеров вермахта повернуть оружие против Гитлера.
После войны, когда репрессии коснулись многих советских военачальников, Зейдлица арестовали вместе с ними. В 1950 году его приговорили к 25 годам лишения свободы и содержали в одиночной камере. В 1955 году его освободили, но лишения подорвали его здоровье: он умер на родине уже в апреле 1956-го.
Процесс реабилитации
В 1990-е годы Россия официально признала, что многие немецкие военнопленные были осуждены за военные преступления необоснованно. Начался процесс реабилитации. В 1943-1952 гг. за эти преступления было осуждено в СССР более 24 тысяч иностранных граждан. Среди них были не только немецкие, но и венгерские, румынские, финские, японские военнопленные. Из них реабилитировано больше половины - 13 035.
Возможно, что и с какой-то частью остальных дело обстоит неясно. Историк Дмитрий Асташкин заявляет, что приговоры советских открытых процессов над военными преступниками в 1943-1949 гг. «можно считать обоснованными даже по современным меркам». Но тут же он сетует, что «современным исследователям известно о них очень мало», потому что материалы следственных дел «хранятся в архивах бывших управлений КГБ и до сих пор рассекречены не полностью».
Ярослав Бутаков
Угрозы были не пустыми. Советским военным прокурорам в Афганистане приходилось иметь дело с целым букетом преступлений: убийствами, мародерством, изнасилованиями, употреблением наркотиков, дезертирством, нанесением себе увечий, кражами и насилием в отношении местного населения. Виновным выносили суровые приговоры, включая тюремное заключение, отправку в дисциплинарные батальоны в СССР, а в ряде случаев расстрел. Был момент, когда в печально известной тюрьме Пули-Чархи под Кабулом содержалось две сотни советских солдат, обвиняемых в разного рода преступлениях против афганского населения, в том числе убийствах. К концу войны больше двух с половиной тысяч советских солдат отбывали заключение, более двухсот - за умышленное убийство {376} .
Пока архив военной прокуратуры не будет опубликован, какие-либо надежные оценки давать невозможно. А доступная статистика довольно неоднородна. Генерал, выступавший перед командирами 40-й армии в 1988 году, заявил, что в 1987 году число преступлений сократилось с 745 до 543. Он назвал несколько частей, где ситуация была совсем тяжелой: разведотряды, известные нетрепетным отношением к дисциплине, ВВС, 108-я и 201-я мотострелковые дивизии, 66-я и 70-я отдельные мотострелковые бригады, 860-й отдельный мотострелковый полк. По другим данным, в отношении советских солдат в Афганистане было возбуждено 6412 уголовных дел, в том числе 714 по обвинению в убийстве, 2840 - в продаже оружия афганцам и 534 дела, связанных с торговлей наркотиками {377} .
Невзирая на санкции, солдаты совершили множество жестокостей как поодиночке, так и коллективно. Виновники оправдывали себя: «Они поступили так с нами, поэтому у нас есть право поступить так с ними». Советские командиры считали нужным доносить до подчиненных истории о том, как моджахеды казнят и пытают пленных.
Рассказы эти имели под собой основание: в конце концов, такова была давняя афганская традиция, свидетелем которой был еще Киплинг. Второстепенный лидер моджахедов хвастался, что ввел в практику сдирание кожи с русских, попавших в засаду, после чего их, еще живых, окружали минами, чтобы поймать в ловушку и спасателей {378} . Варенников описывал катастрофу, которой обернулась в апреле 1985 года операция одной роты 22-й бригады спецназа. Дело было в восточных горах провинции Кунар, где двадцать лет спустя вели ожесточенные бои американцы. Рота не ожидала сопротивления. На них напали из засады, и тридцать один человек погиб. При попытке забрать тела павших советские силы потеряли еще троих. Оказалось, что семь солдат покончили с собой, лишь бы не сдаваться. Остальных изувечили или сожгли заживо. Варенников встречался с одним из выживших, сержантом - тот сошел с ума {379} .
Иногда солдаты совершали преступления хладнокровно, иногда - в пылу битвы или сразу после боя. «Жажда крови, - писал один из них, - это страшное желание. Оно настолько сильно, никаких сил сопротивляться. Я сам был свидетелем, как батальон открыл шквальный огонь по группе, спускавшейся с холма к колонне. И это были НАШИ солдаты! Отделение разведки, отходившее с прикрытия! Расстояние было метров двести, и то, что это свои, все понимали процентов на девяносто. И тем не менее - жажда смерти, желание убить во что бы то ни стало. Десятки раз я видел собственными глазами, как “молодые”, “приложив” своего первого “чувака”, орали и визжали от радости, тыкали пальцами в сторону убитого противника, хлопали друг друга по плечам, поздравляли; и всаживали в распростертое тело по магазину, “чтобы наверняка”… Не каждому дано перешагнуть через это чувство, через этот инстинкт, задавить в душе этого монстра».
Иван Косоговский из Одессы, служивший в 860-м отдельном мотострелковом полку, был веселым парнем, и его все любили. Его роту отправили вертолетами проверить информацию разведки о кишлаке, находившемся в 25 километрах от полковой базы. По дороге пулеметчики развлекались тем, что расстреливали стада коров и овец. Оправданием им служило то, что они якобы лишают моджахедов их запасов продовольствия. Расстреляв кишлак, солдаты приземлились и стали прочесывать его. В одном из домов Косоговский заметил маленькую дверь и услышал дыхание за ней. Над дверью был небольшой проем. Он выдернул чеку, протолкнул гранату в дыру и сопроводил взрыв очередью из автомата. Выбив дверь, он увидел результаты своего труда. Пожилая женщина была мертва, молодая - еще дышала, а рядом лежали семеро детей в возрасте от года до пяти, некоторые еще двигались. Косоговский выпустил магазин в шевелящуюся массу и бросил еще одну гранату. «Не знаю, - говорил он потом. - Понимаешь, не в себе был. Может, не хотел, чтобы мучились - все равно кранты! Да и особисты… Ты же знаешь». И действительно, он мог оказаться в дисциплинарном батальоне, если бы офицеры не замяли эту историю {380} .
Четырнадцатого февраля 1981 года разведотряд - одиннадцать солдат 66-й отдельной мотострелковой бригады под командованием старшего лейтенанта - вломился в дом в кишлаке под Джелалабадом. Там солдаты обнаружили двух стариков, трех молодых женщин и пять-шесть детей. Женщин они изнасиловали и застрелили, а потом расстреляли всех остальных, кроме маленького мальчика, который спрятался и поэтому выжил. Генерал Майоров, главный военный советник в Кабуле с июня 1980 года по ноябрь 1981 года, тут же приказал провести расследование. Виновники сознались, и их арестовали. Опасаясь, что лидеры моджахедов воспользуются этим как поводом для общенационального джихада, Майоров потребовал усилить режим безопасности в крупных городах и принес извинения за инцидент афганскому премьер-министру Али Султану Кештманду.
Представитель КГБ в Кабуле, сотрудники Минобороны и КГБ из Москвы начали давить на Майорова, требуя изменить официальную версию. КГБ утверждал, что, по его информации, это провокация: мол, эту зверскую расправу учинили моджахеды, одетые в советскую форму. Почему, возмутился глава Генштаба Огарков, Майоров пытается очернить советскую армию? Министр обороны Устинов намекнул, что если Майоров не заговорит по-иному, его могут и не переизбрать в состав ЦК на грядущем XXVI съезде КПСС.
Майоров стоял на своем. Его не переизбрали в ЦК. Но Кармаль пожаловался Брежневу, который приказал назначить виновным заслуженное наказание. Их приговорили к смерти или длительным срокам заключения. Командующему бригадой полковнику Валерию Смирнову вынесли строгий выговор. Сама бригада оказалась на грани расформирования, и спасли ее лишь успехи во времена Второй мировой {381} .
Даже высокопоставленных офицеров могли наказать за то, что они попустительствуют бесчинствам своих солдат. После пятой панджшерской операции в мае-июне 1982 года командира 191-го отдельного мотострелкового полка подполковника Кравченко полевой суд приговорил к десяти годам заключения за расстрел пленных. Командира 860-го отдельного мотострелкового полка полковника Александра Шебеду сняли с должности в апреле 1986 года - он пробыл на своем посту всего полгода. Во время боевых действий солдаты захватили двадцать пленных и привезли их на базу в Файзабаде. Шебеда оставил их на ночь под надзором разведывательной роты. Рота недавно понесла потери. Солдаты убили пленников и сбросили тела в реку Кочка. Поднялся скандал, и Шебеду сняли с должности {382} .
| |
14 690 человек осудили в СССР военные трибуналы в 1971 году. 291 из них — за убийства. Но лишь 19 убийц были признаны виновными в совершении преступления при отягчающих обстоятельствах и приговорены к расстрелу. Однако дело ефрейтора Юрия Гаева выделялось даже из этого ряда. Он вооружился двумя карабинами, вошел в казарму и стал расстреливать сослуживцев. В своего командира, майора Заико, ефрейтор попал шесть раз. Как установило потом следствие, в числе прочих жертв Гаев одним выстрелом лишил жизни одного и тяжело ранил другого солдата. Не убил он только того, кого больше всего хотел убить.
ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ
Вооруженное бегство
Каждый служивший в Советской армии без труда припомнит немало историй о воинских преступлениях, совершавшихся в его времена. Практически во всех частях происходили хищения, как говорилось в официальных документах, воинского имущества — продуктов, бензина и вообще всего, что имело хоть какую-то ценность. Случались и разного рода происшествия со стрельбой — чаще всего из-за неосторожного обращения с оружием. Однако иногда солдаты, устав от службы или по какой-либо другой причине, решали отправиться домой. Ну а поскольку все знали, что дезертирство наказуемо и каждого беглеца постараются найти, солдаты нередко прихватывали с собой оружие, чтобы отбиваться от преследователей.
Подобный случай описан в докладе МВД СССР, направленном в Совет министров СССР 19 марта 1958 года:
"Министерство внутренних дел СССР докладывает, что 17 марта с. г. из воинской части N61645 Уральского военного округа, дислоцируемой в Верхне-Муллинском районе Пермской области, дезертировали сержант Степанский Г. Е., 1937 года рождения, и ефрейтор Васьков А. К.,1936 года рождения, оба члены ВЛКСМ, призванные в армию в 1956 году, которыми из воинской части были похищены 4 пистолета системы Макарова, 2 пистолета "ТТ" и более 400 штук патронов к ним.
Территориальным и транспортным органам милиции было дано указание о розыске и задержании дезертиров.
Оперативной группой работников Чусовского линейного отделения милиции в составе оперативных уполномоченных уголовного розыска Алексахина и Красильникова, милиционеров Лазарева и Бородина 17 марта с. г., в 21 час 30 минут, на станции Чусовская в поезде N76 Москва--Нижний Тагил был задержан переодетый в штатскую одежду дезертир Степанский, у которого изъято 2 пистолета системы Макарова, 2 пистолета "ТТ" и 315 боевых патронов.
Этой же оперативной группой в помещении вокзала станции Чусовская был обнаружен тоже переодетый в штатскую одежду второй дезертир Васьков. При задержании Васьков из имевшегося у него оружия убил милиционера Лазарева, пассажира Швецова и тяжело ранил милиционера Бородина.
У задержанного Васькова изъято 2 пистолета системы Макарова и 146 боевых патронов.
Расследование ведет участковый прокурор Свердловской железной дороги. О происшедшем органами милиции информирован Свердловский обком КПСС".
Случалась стрельба и при других обстоятельствах. Нередко огонь по сослуживцам открывали солдаты, которых довели до крайности старослужащие или командиры. За давностью лет не помню деталей зачитанного нам перед строем приказа командующего округом о происшествии в зенитно-ракетном училище, в котором курсант на стрельбище встал и, развернувшись спиной к мишеням, начал стрелять из автомата в командира роты, тяжело ранив его. Кого-то наказали, курсанта отдали под трибунал. А потом говорили, что ротный долго донимал парня придирками, вот он и сорвался. Попал он два десятка раз, но, что удивительно, ни одна из ран не стала для офицера смертельной.
Время от времени стрельбу открывали без видимых причин. В армейском фольклоре есть немало историй о том, как солдат, получивший типичное письмо от девушки — "извини, встретила другого, выхожу замуж",— расстреливал товарищей. Трудно судить о распространенности подобных ситуаций, но известно, что заступавшим с оружием в караул категорически запрещалось вручать письма.
Возможно, подобные истории покажутся не более чем байками, ведь в 1950-1970-х годах в отличие от 1980-1990-х в Советской армии, как принято считать, не было ни дедовщины, ни преступности. Однако рассекреченные документы свидетельствуют об обратном.
Суровые приказы министра обороны маршала Гречко (на фото - слева) о наведении порядка слабо исполнялись во многих воинских частях
Военная преступность
К примеру, в докладе главного военного прокурора А. Г. Горного руководству страны "О состоянии законности в Вооруженных Силах СССР и работе органов военной прокуратуры в 1971 году" говорилось:
"В истекшем году по Вооруженным Силам СССР зарегистрировано 17 047 преступлений — на 1,6% меньше, чем в 1970 г. Число лиц, совершивших преступления, уменьшилось на 2% — с 17 421 до 17 078...
Вместе с этим в динамике и структуре преступности наблюдается и ряд неблагоприятных тенденций.
Сокращение преступности не было повсеместным. Количество преступлений оставалось на уровне 1970 г. в войсках БВО, ТуркВО, ЗакВО, БО ПВО и на БФ, а в Забайкальском, Ленинградском, Северо-Кавказском, Прибалтийском, Среднеазиатском военных округах, в Группе советских войск в Германии, на Северном Флоте и в железнодорожных войсках возросло. Во внутренних войсках МВД СССР учтено 838 преступлений.
Распространенной остается преступность в военно-строительных частях и отрядах, в которых совершено 36,9% преступлений от общего количества по Вооруженным Силам.
Значительная часть преступлений совершается в частях обеспечения, мелких подразделениях, командах, в которых часто не поддерживается должный уставной порядок...
На уровне 1970 г. оставалось количество общеуголовных преступлений (8285 против 8300), среди них возросли хищения государственного и общественного имущества, оружия и боеприпасов, умышленные и неосторожные убийства.
Каждое четвертое совершенное преступление являлось тяжким...
Вызывает беспокойство большое количество преступлений в отношении гражданского населения (3473, в т. ч. в отношении граждан стран пребывания наших войск — 285). Много еще хулиганских действий военнослужащих в общественных местах; в течение года было 42 массовые драки военнослужащих с гражданской молодежью".
Говорилось в докладе о дедовщине и злоупотреблениях командирской властью:
"Продолжаются случаи проявления ненормальных взаимоотношений в воинских коллективах. Не изжиты факты искривления дисциплинарной практики, рукоприкладства со стороны командиров и начальников в отношении подчиненных, а также сопротивления начальникам и насильственных действий в отношении их. Совершено 32 посягательства на жизнь командиров и начальников на почве служебной требовательности. Произошло 58 массовых драк между военнослужащими разных частей и подразделений. Выполняя постановление Секретариата ЦК КПСС от 24 августа 1971 г., в войсках приняты дополнительные меры по изжитию издевательств и глумлений над молодыми воинами. Количество таких фактов в целом несколько сократилось (с 666 в 1970 г. до 628 в 1971 г.) Однако, несмотря на принимаемые меры, эти отрицательные явления продолжали иметь место, а в некоторых округах даже возросли".
Военные строители оставили далеко позади все рода войск, за шесть лет увеличив число отданных под трибунал и осужденных в 2,5 раза
В результате главный военный прокурор отмечал:
"По Вооруженным Силам СССР зарегистрировано 1573 самоубийства и покушения на самоубийство (+13,1%), значительный рост их произошел среди молодых солдат и матросов (+43%). В числе самоубийц были 279 офицеров и 200 сверхсрочнослужащих. Каждый четвертый случай самоубийства произошел ввиду болезненного состояния (в большинстве — психического), каждый третий — по семейным неурядицам. Имеют место факты нечуткого, порой грубого отношения начальников к подчиненным".
Горный также упоминал о росте хищений:
"В Вооруженных Силах выявлено 1928 хищений государственного и общественного имущества (+11,9%) и 236 хищений огнестрельного оружия и боеприпасов (+10,8%). Похищено материальных ценностей и денежных средств на сумму 1788,5 тыс. руб. Каждое четвертое хищение было совершено должностными лицами путем присвоения, растраты либо злоупотребления служебным положением. Во многих частях требования Постановления ЦК КПСС от 18 марта 1968 г. об усилении охраны социалистической собственности, искоренении растрат и хищений, бесхозяйственности и расточительства выполняются не полностью".
А доклад министра юстиции СССР В. И. Теребилова о деятельности военных трибуналов в 1971 году рисовал еще более печальную картину преступлений в вооруженных силах:
"В 1971 году военными трибуналами осуждено 7623 военнослужащих Советской Армии и Военно-Морского Флота, 5348 военных строителей, 696 военнослужащих МВД, 215 военнослужащих КГБ, 808 чел. из числа гражданских лиц, а всего 14 690 человек...
Следует подчеркнуть, что за последние 6 лет судимость как военнослужащих, так и военных строителей обнаруживала тенденцию к росту и в 1970-1971 гг. превзошла уровень 1965 года по военнослужащим на одну треть, а по военным строителям в два с половиной раза.
В числе осужденных 413 офицеров, 567 сверхсрочнослужащих, 1149 сержантов и старшин срочной службы, 5494 солдат и матросов...
Судимость офицеров в 1971 году была самой высокой за последние 19 лет, в течение 6 последних лет она непрерывно росла".
Несмотря на все усилия командования, только что принявшие присягу солдаты регулярно становились объектами издевательства старослужащих
Министр юстиции обращал внимание руководства страны на главные причины преступлений в Вооруженных силах:
"Материалы уголовных дел, рассмотренных военными трибуналами, позволяют прийти к выводу, что в некоторых частях еще слабо выполняются требования Министра обороны СССР об улучшении организационной и политической работы по коренному укреплению воинской дисциплины и правопорядка в войсках. Это подтверждается, в частности, тем, что на протяжении ряда лет, повторяясь из года в год, отмечаются одни и те же причины и условия, способствующие совершению правонарушений в Вооруженных Силах. Важнейшими из них являются отсутствие должного уставного порядка и серьезные недостатки в воспитательной работе.
Как и в предыдущие годы, в отдельных частях широкое распространение имеет пьянство. Установлены случаи коллективных пьянок в казармах, солдатских столовых, караулах и на постах, во время несения боевого дежурства.
Следует подчеркнуть, что наиболее тяжкие преступления чаще всего совершаются в нетрезвом виде. Так, под воздействием алкоголя или наркотиков совершили умышленные убийства 71%, изнасилования — 76,3%, злостное хулиганство — 76,4%, грабежи и разбой — 87,7% осужденных".
Теребилов приводил и статистику приговоров:
"Осужденные военнослужащие приговорены: к смертной казни — 19 чел. (все за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах), к лишению свободы — 3983 чел., или 52,2% (из них 189 чел.— офицеры), к направлению в дисциплинарный батальон — 2785 чел., или 36,5%, условно осуждены 782 чел., или 10,3%, к прочим мерам наказания — 54 чел., или 0,7%".
Букет правонарушений
Если бы в этих докладах приводились самые характерные и яркие примеры преступлений, рассмотренных трибуналами в 1971 году, первое место среди них, скорее всего, заняло бы дело ефрейтора Юрия Гаева, устроившего в своей воинской части расстрел сослуживцев. Правда, преступления подобного рода случались в стране и прежде, причем не только в армии, но и на "гражданке". К примеру, в 1958 году МВД СССР докладывало ЦК КПСС:
"Министерство внутренних дел СССР сообщает о чрезвычайном происшествии, имевшем место в Пермской области. 11 февраля с. г. около 7 часов вечера учащийся строительной школы N6 Главного управления трудовых резервов при Совете Министров СССР, расположенной в пос. Лямино, Чусовского района, Пермской области, Целоусов М. Г.,1934 года рождения, секретарь комсомольской организации школы, будучи в нетрезвом состоянии, зашел в помещение этой школы, взломал двери кабинетов директора и секретаря школы, а также помещения библиотеки, взял находившуюся в библиотеке малокалиберную винтовку, принадлежащую местной организации ДОСААФ, и вышел на улицу.
Находясь на улице, Целоусов произвел из винтовки несколько выстрелов, которыми убил рабочих строительно-монтажного управления "Губахтяжстроя" Лалетина, 1935 года рождения, и Бахонкина, 1940 года рождения.
После этого Целоусов зашел в общежитие девушек, где несколькими выстрелами из винтовки убил учащихся строительной школы Мальцеву, Сухорослову, Смелову, ранил Дружкову, Чупину, Ерохину, Барматову, Дудину, Мокрушину, Копытову и учащегося этой же школы Лелекина, все 1940-1941 года рождения. Дружкова и Чупина умерли в больнице.
Гражданами поселка о случившемся в школе происшествии было сообщено участковому уполномоченному Поносову, который совместно с членом бригады содействия милиции задержал и обезоружил Целоусова.
Расследование по этому делу ведут заместитель начальника Управления внутренних дел Пермской области, представители облпрокуратуры и Управления трудовых резервов.
На место происшествия командирован начальник отдела уголовного розыска Управления милиции МВД РСФСР".
Преступление ефрейтора Гаева во многом напоминало то, что сделал комсорг Целоусов. Хотя бы тем, что, по первоначальной информации, пока не разобрались во всем детально, жертвами расстрела в воинской части помимо командира числилось не менее полутора десятков солдат, которые считались убитыми, ранеными и исчезнувшими. Почти столько же, сколько и в Лямино.
Вместе с тем существовало и принципиальное отличие. То, что сделал Гаев, было результатом целого ряда армейских правонарушений и преступлений, о которых писали главный военный прокурор и министр юстиции. Однако обо всем по порядку.
Юрий Гаев родился в 1950 году в Карелии, окончил восемь классов и поступил в профтехучилище, в котором готовили трактористов. Как говорилось в его характеристике, дисциплинированностью он не отличался, но для воспитанников ПТУ это было обычным делом. По окончании училища Гаева направили на работу в леспромхоз, откуда в осенний призыв 1968 года он и отбыл в армию.
Многие преступления совершались из-за того, что солдаты и офицеры настою чайного листа предпочитали продукты переработки перебродивших злаков
Служить он попал в 359-й отдельный местный стрелковый взвод охраны на станции Титовка в Мурманской области, задачей которого была охрана склада неприкосновенного запаса горючего Ленинградского военного округа и время от времени охрана отправлявшихся по железной дороге грузов. В характеристике, написанной для следствия, говорилось, что служил он хорошо и отлично стрелял, за что получил звание ефрейтора. Кроме того, коммунисты части оказали ему высокое доверие и выдвинули кандидатом в члены КПСС. Однако, судя по другим деталям из той же характеристики, написанное, мягко говоря, не соответствовало действительности. Там отмечалось, что Гаев был груб с окружающими и употреблял спиртные напитки.
Так что, скорее всего, он, как и в ПТУ, не отличался дисциплинированностью, но в маленькой части предпочитали закрывать глаза на такие проступки, ведь из-за этого могла пострадать карьера командира. В партию Гаева приняли, надо полагать, не за успехи в службе, а, как водилось в те времена, чтобы протащить в члены КПСС кого-то из гражданских служащих части. Тогда, чтобы принять одного служащего, парторганизация должна была вовлечь в партию двоих рабочих или солдат. Очевидно, хотя в деле об этом прямо и не говорилось, прием в партию нужного человека должен был состояться на партсобрании 2 декабря 1970 года. Срок службы Гаева заканчивался в ноябре 1970 года, но майор Заико — командир войсковой части 42290, в которую входил взвод Гаева,— задержал его демобилизацию, чтобы он принял участие в партсобрании. Лишение святого права на своевременный дембель очень разозлило ефрейтора.
Ко всему прочему вместе с другими солдатами и командиром взвода, сверхсрочником Москалевым, его отправили в командировку охранять очередной груз. По пути бравые солдаты совершили хищение вверенной им социалистической собственности — мяса, незамедлительно продали его, а на вырученные средства купили водки, которую и употребляли в поезде на обратном пути к части, что было очередным попранием уставов.
23 ноября 1970 года Гаев, как говорилось в деле, выпил без малого пол-литра и крепко уснул. А вечером, когда поезд приблизился к станции Титовка, командир взвода начал его будить. Побудка очень быстро превратилась в очередное воинское преступление. Некоторые свидетели на следствии утверждали, что, когда Москалев начал будить Гаева, тот набросился на него, схватил за горло и ударил с такой силой об окно, что разбил стекло. Командир оказался сильнее и бил ефрейтора по лицу кулаками и головой с такой силой, что разбил ему нос и губы. Гаев кричал, что убьет Москалева, открыл дверь вагона, выпрыгнул из тормозившего у станции Титовка поезда и побежал в часть.
Решение командира задержать ефрейтора Гаева, когда другие дембеля уже отправились домой, привело к тому, что Гаев решил расстрелять сослуживцев
Точный расстрел
Дальнейшие события подробно описывались в деле:
"До этого Гаев неоднократно нес службу в карауле части, и он знал, что в последнее время патроны караулу, состоявшему всего из четырех человек, на руки не выдавались и что они хранятся в ящике, ключ от которого всегда лежал в открытом столе у начальника караула.
Воспользовавшись нерешительностью и растерянностью молодого солдата Долганюка Ю. М., который в это время находился в караульном помещении один, Гаев проник в караульное помещение и сразу же захватил оба стоявших там в пирамиде карабина СКС.
Затем Гаев разыскал ключ от ящика с боеприпасами, взял свыше 130 патронов и зарядил один из карабинов, дослав при этом патрон в патронник. Уходя из караульного помещения, чтобы обезопасить себя, Гаев повредил в карауле телефон, забрал ключ от ящика с патронами и унес с собою второй карабин, повесив его за спину.
После этого, около 19 часов, Гаев направился к казарме части, рассчитывая найти там Москалева и убить его. В это время у казармы оказались рядовые Чухонин Е. Н., Дмитриев П. С. и Горбунов Ю.А., только что прибывшие на автомашине со ст. Титовка, и командир части майор Заико Л. А., который вышел из казармы, чтобы узнать о результатах поездки подчиненных в командировку.
Увидев названную группу военнослужащих и заметив, что Москалева среди них нет, опасаясь, что указанные лица помешают ему найти и убить Москалева, пьяный Гаев в тот момент, когда к нему попытался приблизиться рядовой Дмитриев, закричал: "Не подходи!" — и сразу же, с расстояния 4-5 метров, выстрелил в грудь Дмитриеву и убил его.
В это же время Гаев принял решение убить и командира части майора Заико, и не только в связи с тем, что он и другие стоявшие с ним военнослужащие могли помешать осуществить убийство Москалева, но и потому, что в последний период службы он, Гаев, проявлял недовольство служебной деятельностью майора Заико, а именно тем, что последний задержал увольнение Гаева в запас и незадолго до 23 ноября 1970 года наказывал его за употребление спиртных напитков и самовольный уход из части.
В связи с этим после убийства Дмитриева Гаев стал стрелять в майора Заико и рядового Горбунова.
Во время этой стрельбы Горбунов одной пулей был смертельно ранен в живот и осколками срикошетировавшей и разорвавшейся второй пули — в мягкие ткани левой руки. Раненый Горбунов убежал к въездным воротам части, находящимся примерно в 35 метрах от казармы, и там упал. Гаев же продолжал стрелять в Заико, преследовал его, когда он пытался скрыться за казармой, стреляя в него и там. Непосредственно в Заико Гаев произвел не менее шести выстрелов. Заико был убит пятью выстрелами сзади, и одним выстрелом, не задевшим тела потерпевшего, у него была пробита шапка.
Рядовому Чухонину в начале стрельбы Гаева удалось забежать в казарму, где он крикнул: "Гаев стреляет!" или же "Гаев стреляет в командира"".
Находившиеся в казарме около 10 военнослужащих, в том числе дежурный по части мл. сержант Марьин А. П., сержант Матьякубов В. К., рядовые Михеев Ю. Ф., Ананьин Н. Г., Кривоножкин B. C. и другие, пытались открыть ружейную комнату и вооружиться. Однако в это время на пороге казармы появился вооруженный Гаев, который забежал в казарму с той же неотступной мыслью разыскать и убить Москалева. Все стали разбегаться и прятаться под кровати, в классы и другие помещения казармы.
Рядовые Чухонин и Кривоножкин закрылись в кладовой для личных вещей, дверь в которую находится в створе с входом в казарму.
Войдя в казарму, Гаев с той целью, чтобы запугать находившихся там военнослужащих, заставить их не мешать ему разыскивать Москалева, произвел вдоль казармы выстрел, не обращая при этом внимания на то, что по казарме в это время бежали некоторые солдаты. Пуля от этого выстрела пробила дверь названной кладовой, ею был ранен в обе ноги рядовой Кривоножкин и убит рядовой Чухонин в результате попадания этой пули в сердце потерпевшего. После этого Гаев обошел помещение казармы, но Москалева он не нашел, так как последний к этому времени в части еще не появлялся.
Перед уходом из казармы Гаев в комнате дежурного по части оборвал провода телефонной связи и выбросил телефонный аппарат на площадку перед казармой. В ружейной комнате Гаев взял ручной пулемет РПД и два пустых диска к нему.
Выйдя из казармы, Гаев увидел Москалева, который бежал от въездных ворот к штабу части. С расстояния 20-30 метров Гаев открыл по Москалеву прицельную стрельбу, произвел несколько выстрелов, но промахнулся. Москалеву удалось вбежать и спрятаться на территории части. Разыскивая его, Гаев зашел в помещение штаба и, не найдя там Москалева, произвел в коридоре штаба выстрел.
Вскоре после этого Гаев с карабинами направился за пределы части, бросив на ее территории пулемет и диски к нему.
В то время, когда Гаев проходил мимо гаража части, его заметил оказавшийся там мл. сержант Самодуров И. Е. Самодуров, имея цель обезоружить и задержать Гаева, бросился на последнего и схватился за ствол карабина. Гаев же, стремясь избежать задержания, умышленно произвел выстрел в живот Самодурову, отчего последний упал. После этого Гаев ушел по железнодорожной линии в сторону г. Мурманска".
Для поисков убийцы были стянуты значительные силы. Однако использовать их не пришлось:
"Около 6 часов утра 24 ноября 1970 года, примерно в 15 километрах от части, Гаев добровольно явился в общежитие железнодорожных рабочих, сдал там карабины, оставшиеся у него 118 патронов, упомянутый выше ключ от ящика с боеприпасами и попросил сообщить о его явке с повинной командованию".
Естественный приговор
В трибунале отрицать очевидное было бесполезно. Однако Гаев и его адвокат выбрали странную линию защиты. Вместо того чтобы доказывать, что преступление стало если не естественным, то логическим продолжением беспорядков в части, обвиняемый сосредоточился на вопросе, сознательно или несознательно он застрелил майора Заико. Он то подтверждал, что был зол на командира части, то утверждал, что хотел убить только Москалева, а в остальных стрелял, чтобы не мешали осуществлению мести.
Возможно, защита могла бы побороться за признание Гаева невменяемым. Однако адвокат не стал оспаривать заключение психиатров о вменяемости обвиняемого и его полной ответственности за содеянное, так что итог был предсказуемым. Приговор гласил:
"Гаева Юрия Михайловича признать виновным в умышленном убийстве более двух лиц в связи с исполнением двумя из потерпевших своего служебного долга с целью облегчить совершение другого преступления и способом, опасным для жизни многих людей, т. е. в совершении преступления, предусмотренного ст. 102, п. п. "в", "д", "е" и "з" УК РСФСР, на основании которой подвергнуть его, Гаева Ю. М., смертной казни — расстрелу".
Военная коллегия Верховного суда СССР, в которую была подана кассационная жалоба, решила:
"В кассационной жалобе осужденный Гаев, не оспаривая своей виновности и правильности юридической квалификации совершенных им преступлений, просит заменить ему расстрел лишением свободы... Сержант Москалев... организовал пьянку, а затем завязал драку, это его, Гаева, обозлило, и, находясь в состоянии опьянения, он решил убить Москалева. Других военнослужащих убивать не желал. "Дальнейшее все получилось по пьянке". Далее Гаев просит также учесть, что с 15 лет он занимался общественно полезным трудом, закончил профтехучилище и работал трактористом. За время службы в Советской Армии он неоднократно поощрялся командованием и ему предоставлялся краткосрочный отпуск на родину.
Проверив материалы дела и обсудив доводы, приведенные в кассационной жалобе осужденного, Военная коллегия Верховного Суда СССР находит приговор суда в отношении Гаева законным и обоснованным".
Оставалось только просить о помиловании, и в прошении Гаева делался упор на беспорядки в части:
"С момента совершения преступления, которое я не оспариваю, прошло более 8 месяцев. За этот период времени я глубоко осознал свою вину и готов ее искупить честным трудом...
Все произошло по пьянке, которую организовал командир взвода старший сержант Москалев, на деньги, вырученные от продажи краденого мяса. Он затеял драку, ударил меня головой, что сильно обозлило меня, и я решил убить его. Больше никого убивать не хотел. Из-за беспорядков в организации караульной службы мне легко удалось взять карабины и боеприпасы к ним.
После совершения преступления опомнился, сильно переживал о случившемся и добровольно явился к органам власти с повинной. Ходатайствую перед Президиумом Верховного Совета СССР о сохранении мне жизни".
Однако ему вновь отказали:
"Рассмотрев ходатайство о помиловании Гаева Ю. M., осужденного к смертной казни, предложения в связи с этим Прокуратуры СССР и Верховного Суда СССР, ввиду особой тяжести совершенного преступления и повышенной общественной опасности осужденного Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
Отклонить ходатайство о помиловании Гаева Юрия Михайловича, рожд. 1950 года".
Завершилась история русского Брейвика беспощадной пометкой в деле:
Уходит в историю 2015 год - семидесятый с момента окончания Второй мировой войны. Сотни статей, документов, фотографий, посвященных святому юбилею, "Родина" опубликовала в этом году. А декабрьский выпуск нашей "Научной библиотеки" мы решили посвятить некоторым итогам и отдаленным последствиям Второй мировой.
Конечно, это не означает, что вместе с юбилейным годом уйдет в прошлое со страниц "Родины" военная тема. Уже планируется июньский номер, который будет посвящен 75-й годовщине начала Великой Отечественной войны, в редакционном портфеле ждут своего часа аналитические материалы видных российских и зарубежных ученых, продолжают приходить письма о родных фронтовиках для рубрики " "...
Пишите нам, дорогие читатели. В нашей "Научной библиотеке" еще много незаполненных стеллажей.
Редакция "Родины"
Открытые суды над нацистами
История Второй мировой войны - нескончаемый список военных преступлений нацистской Германии и ее союзников. За это главных военных преступников человечество открыто судило в их логове - Нюрнберге (1945-1946 гг.) и Токио (1946-1948 гг.). Из-за политико-юридического значения и культурного следа Нюрнбергский трибунал стал символом правосудия. В его тени остались другие показательные процессы стран Европы над нацистами и их пособниками и в первую очередь открытые суды, проведенные на территории Советского Союза.
По наиболее жестоким военным преступлениям в 1943-1949 годах состоялись процессы в 21 пострадавшем городе пяти советских республик: Краснодаре, Краснодоне, Харькове, Смоленске, Брянске, Ленинграде, Николаеве, Минске, Киеве, Великих Луках, Риге, Сталино (Донецке), Бобруйске, Севастополе, Чернигове, Полтаве, Витебске, Кишиневе, Новгороде, Гомеле, Хабаровске. На них были публично осуждены 252 военных преступника из Германии, Австрии, Венгрии, Румынии, Японии и несколько их пособников из СССР. Открытые суды в СССР над военными преступниками несли не только юридический смысл наказания виновных, но также политический и антифашистский. Так что о заседаниях снимали фильмы, издавали книги, писали репортажи - для миллионов людей всего мира. Судя по донесениям МГБ, почти все население поддержало обвинение и желало подсудимым самого строгого наказания.
На показательных процессах 1943-1949 гг. работали лучшие следователи, квалифицированные переводчики, авторитетные эксперты, профессиональные адвокаты, талантливые журналисты. На заседания приходили около 300-500 зрителей (больше не вмещали залы), еще тысячи стояли на улице и слушали радиотрансляции, миллионы читали репортажи и брошюры, десятки миллионов смотрели кинохронику. Под грузом доказательств почти все подозреваемые признавались в содеянном. К тому же на скамье подсудимых были только те, чья вина многократно подтверждалась уликами и свидетелями. Приговоры этих судов можно считать обоснованными даже по современным меркам, поэтому никто из осужденных реабилитирован не был. Но, несмотря на всю важность открытых процессов, современным исследователям известно о них слишком мало. Главная проблема - недоступность источников. Материалы каждого процесса составляли до пятидесяти обширных томов, но они почти не публиковались 1 , поскольку хранятся в архивах бывших управлений КГБ и до сих пор рассекречены не полностью. Не хватает и культуры памяти. В Нюрнберге в 2010 году открылся большой музей, который устраивает выставки и методично исследует Нюрнбергский трибунал (и 12 последующих Нюрнбергских процессов). А вот на постсоветском пространстве подобных музеев о местных процессах нет. Поэтому летом 2015 года автор этих строк создал для Российского военно-исторического общества своеобразный виртуальный музей "Советский Нюрнберг" 2 . На этом сайте, вызвавшем большой резонанс в СМИ, собраны справки и редкие материалы о 21 открытом суде в СССР 1943-1949 гг.
Правосудие во время войны
До 1943 года никто в мире не имел опыта суда над нацистами и их пособниками. Не было в мировой истории аналогов такой жестокости, не было зверств таких временных и географических масштабов, поэтому не было и юридических норм для возмездия - ни в международных конвенциях, ни в национальных уголовных кодексах. К тому же для правосудия еще нужно было освободить места преступлений и свидетелей, захватить в плен самих преступников. Первым сделать все это смог Советский Союз, но тоже не сразу.
С 1941 года и до конца оккупации проводились открытые суды в партизанских отрядах и бригадах - над предателями, шпионами, мародерами. Их зрителями были сами партизаны и позднее жители соседних деревень. На фронте изменников и нацистских палачей карали военные трибуналы вплоть до выхода указа N39 Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г "О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и для их пособников". Согласно Указу, дела об убийствах военнопленных и мирных граждан поступали в военно-полевые суды при дивизиях и корпусах. Многие их заседания, по рекомендации командования, были открытыми, с участием местного населения. В военных трибуналах, партизанских, народных и военно-полевых судах обвиняемые защищали сами себя, без адвокатов. Частым приговором было публичное повешение.
Указ N39 стал юридической основой для системной ответственности за тысячи преступлений. Доказательной базой стали подробные отчеты о масштабах зверств и разрушений на освобожденных территориях, для этого указом Президиума Верховного Совета от 2 ноября 1942 г. была создана "Чрезвычайная Государственная Комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР" (ЧГК). Параллельно в лагерях следователи допрашивали миллионы военнопленных.
Широкую известность получили открытые процессы 1943 года в Краснодаре и Харькове. Это были первые в мире полноценные процессы над нацистами и их пособниками. Советский Союз постарался обеспечить мировой резонанс: заседания освещали иностранные журналисты и лучшие писатели СССР (А. Толстой, К. Симонов, И. Эренбург, Л. Леонов), снимали операторы и фотографы. За процессами следил весь Советский Союз - отчеты заседаний публиковались в центральной и местной прессе, там же размещалась реакция читателей. О процессах издали брошюры на разных языках, их читали вслух в армии и тылу. Почти сразу были выпущены документальные фильмы "Приговор народа" и "Суд идет", их показывали советские и зарубежные кинотеатры. А в 1945-1946 годах документы Краснодарского процесса о "душегубках" ("газенвагенах") были использованы международным трибуналом в Нюрнберге.
По принципу "коллективной вины"
Наиболее тщательное расследование велось в рамках обеспечения открытых процессов над военными преступниками в конце 1945 - начале 1946 гг. в восьми наиболее пострадавших городах СССР. По директивам правительства на местах были созданы специальные оперативно-следственные группы УМВД-НКГБ, они изучали архивы, акты ЧГК, фотодокументы, допросили тысячи свидетелей разных областей и сотни военнопленных. Первые семь таких процессов (Брянск, Смоленск, Ленинград, Великие Луки, Минск, Рига, Киев, Николаев) приговорили 84 военных преступника (большинство из них повесили). Так, в Киеве повешение двенадцати нацистов на площади Калинина (сейчас - Майдан Незалежности) видели и одобрили более 200 000 горожан.
Поскольку эти процессы совпали с началом Нюрнбергского трибунала, их сравнивали не только газеты, но также сторона обвинения и защиты. Так, в Смоленске государственный обвинитель Л.Н. Смирнов выстраивал цепочку преступлений от нацистских главарей, обвиняемых в Нюрнберге, до конкретных 10 палачей на скамье подсудимых: "Как те, так и другие являются участниками одного и того же сообщничества". Адвокат Казначеев (кстати, он работал и на Харьковском процессе) тоже говорил о связи преступников Нюрнберга и Смоленска, но с другим выводом: "Знак равенства не может быть поставлен между всеми этими лицами" 3 .
Завершились восемь советских процессов 1945-1946 года, завершился и Нюрнбергский трибунал. Но среди миллионов военнопленных еще оставались тысячи военных преступников. Поэтому с весны 1947 года по согласованию между министром внутренних дел С. Кругловым и министром иностранных дел В. Молотовым началась подготовка ко второй волне показательных процессов против немецких военнослужащих. Следующие девять процессов в Сталино (Донецке), Севастополе, Бобруйске, Чернигове, Полтаве, Витебске, Новгороде, Кишиневе и Гомеле, состоявшиеся по постановлению Совета Министров от 10 сентября 1947 года, приговорили 137 человек к срокам в Воркутлаге.
Последним открытым судом над иностранными военными преступниками стал Хабаровский процесс 1949 года над японскими разработчиками биологического оружия, которые испытывали его на советских и китайских гражданах (подробнее об этом на стр. 116 - Ред.). На Международном трибунале в Токио эти преступления не расследовались, поскольку некоторые потенциальные обвиняемые получили у США неприкосновенность в обмен на данные опытов.
С 1947 года вместо отдельных открытых процессов Советский Союз стал массово проводить закрытые. Уже 24 ноября 1947 г. вышло распоряжение МВД СССР, Министерства юстиции СССР, Прокуратуры СССР N 739/18/15/311, по которому предписывалось рассматривать дела обвиняемых в совершении военных преступлений на закрытых заседаниях военных трибуналов войск МВД по месту содержания подсудимых (то есть практически без вызова свидетелей) без участия сторон и приговаривать виновных к заключению сроком на 25 лет исправительно-трудовых лагерей.
Причины свертывания открытых процессов до конца не ясны, каких-либо аргументов в рассекреченных документах пока найти не удалось. Однако можно выдвинуть несколько версий. Предположительно, проведенных открытых процессов вполне хватило для удовлетворения общества, пропаганда переключилась на новые задачи. Кроме того, проведение открытых судебных процессов требовало высокой квалификации следователей, их не хватало на местах в условиях послевоенного кадрового голода. Стоит учитывать и материальное обеспечение открытых процессов (смета одного процесса составляла около 55 тысяч рублей), для послевоенной экономики это были существенные суммы. Закрытые же суды давали возможность быстро и массово рассматривать дела, приговаривать подсудимых к заранее определенному сроку заключения и, наконец, соответствовали традициям сталинской юриспруденции. На закрытых процессах часто судили военнопленных по принципу "коллективной вины", без конкретных доказательств личного участия. Поэтому в 1990х годах российскими властями были реабилитированы 13035 иностранцев осужденных по Указу N39 за военные преступления (всего за 1943-1952 гг. по Указу были осуждены не менее 81 780 человек, включая 24 069 иностранных военнопленных) 4 .
Срок давности: протесты и разногласия
После смерти Сталина все иностранцы, осужденные на закрытых и открытых процессах, были переданы в 1955-1956 годах властям своих стран. Это не афишировалось в СССР - жители пострадавших городов, хорошо помнившие речи прокуроров, явно не поняли бы таких политических договоров.
Лишь немногие приехавшие из Воркуты были заключены в иностранные тюрьмы (так было в ГДР и Венгрии, к примеру), ведь СССР не отсылал с ними следственные дела. Шла "холодная война", советские и западногерманские органы правосудия в 1950е годы мало сотрудничали. И вернувшиеся в ФРГ часто говорили, что их оклеветали, а признания вины на открытых процессах выбиты пытками. Большинству осужденных за военные преступления советским судом было позволено вернуться к гражданским профессиям, а кому-то - даже войти в политическую и военную элиту.
В то же время часть западногерманского общества (прежде всего молодежь, которая сама не застала войну) стремилась к серьезному преодолению нацистского прошлого. Под давлением общества в конце 1950х годов в ФРГ состоялись открытые суды над военными преступниками. Они определили создание в 1958 году Центрального ведомства управлений юстиции земель ФРГ по преследованию нацистских преступлений. Главными целями его деятельности стало расследование преступлений и выявление лиц, причастных к преступлениям, которых еще можно преследовать по закону. Когда определены виновные и установлено, под компетенцию какой прокуратуры они попадают, Центральное ведомство завершает свое предварительное расследование и передает дело прокуратуре.
Тем не менее даже выявленные преступники могли быть оправданы западногерманским судом. В соответствии с послевоенным Уголовным кодексом ФРГ, по большинству преступлений Второй мировой войны в середине 1960-х годов должен был истечь срок давности. Более того, двадцатилетний срок давности распространялся лишь на убийства, совершенные с особой жестокостью. В первое послевоенное десятилетие в Кодекс был внесен ряд поправок, по которым виновные в военных преступлениях, прямо не участвовавшие в их исполнении, могли быть оправданы.
В июне 1964 года собравшаяся в Варшаве "конференция демократических юристов" горячо протестовала против применения срока давности к нацистским преступлениям. 24 декабря 1964 года с аналогичной декларацией выступило уже советское правительство. Нота от 16 января 1965 года обвинила ФРГ в стремлении полностью отказаться от преследования нацистских палачей. О том же говорили статьи, вышедшие в советских изданиях к двадцатилетней годовщине Нюрнбергского трибунала 5 .
Ситуацию вроде бы изменила резолюция 28-й сессии Генеральной ассамблеи ООН от 3 декабря 1973 года "Принципы международного сотрудничества в отношении обнаружения, ареста, выдачи и наказания лиц, виновных в военных преступлениях и преступлениях против человечества". Согласно ее тексту, все военные преступники подлежали розыску, аресту, выдаче в те страны, где они совершили свои злодеяния, независимо от времени. Но и после резолюции зарубежные страны крайне неохотно передавали советскому правосудию своих граждан. Мотивируя тем, что доказательства у СССР иногда были шаткими, ведь много лет прошло.
В общем, из-за политических препон СССР в 1960-1980х годах судил на открытых судебных процессах не иностранных военных преступников, а их пособников. По политическим причинам имена карателей почти не звучали на открытых процессах 1945-1947 годов над их иностранными хозяевами. Даже суд над Власовым прошел в закрытом режиме. Из-за этой секретности были упущены многие изменники с кровью на руках. Ведь приказы нацистских организаторов казней охотно исполняли рядовые предатели из остбатальонов, ягдкоманд, националистических формирований. Так, на Новгородском процессе 1947 года судили полковника В. Финдайзена 6 , координатора карателей из остбатальона "Шелонь". В декабре 1942 года батальон выгнал на лед реки Полисть всех жителей деревень Бычково и Починок и расстрелял их. Свою вину каратели скрывали, а следствие не смогло увязать дела сотни палачей из "Шелони" с делом В. Финдайзена. Не разбираясь, им дали общие сроки для предателей и вместе со всеми амнистировали в 1955 году. Каратели скрылись кто где, и лишь потом уже персональная вина каждого постепенно расследовалась с 1960 по 1982 год на серии открытых процессов 7 . Удалось поймать не всех, а ведь наказание могло настигнуть их еще в 1947 году.
Все меньше остается свидетелей, снижается с каждым годом и без того маловероятный шанс на полное расследование зверств оккупантов и проведение открытых судов. Однако такие преступления не имеют срока давности, поэтому историкам и юристам необходимо искать данные и привлекать к ответственности всех пока еще живых подозреваемых.
Примечания
1. Одним из исключений является публикация материалов Рижского процесса из Центрального архива ФСБ России (АСД NН-18313, т. 2. ЛЛ. 6-333) в книге Кантор Ю.З. Прибалтика: война без правил (1939-1945). СПб., 2011.
2. Подробнее см. проект "Советский Нюрнберг" на сайте Российского военно-исторического общества http://histrf.ru/ru/biblioteka/Soviet-Nuremberg.
3. Судебный процесс по делу о немецко-фашистских зверствах в городе Смоленске и Смоленской области, заседание 19 декабря // Известия Советов депутатов трудящихся СССР, N 297 (8907) от 20 декабря 1945 г. С. 2.
4. Епифанов А. Е. Ответственность за военные преступления, совершенные на территории СССР в годы Великой Отечественной войны. 1941 - 1956 г г. Волгоград, 2005. С. 3.
5. Voisin V. ""Au nom des vivants", de Leon Mazroukho: une rencontre entre discours officiel et hommage personnel" // Kinojudaica. Les representations des Juifs dans le cinema russe et sovietique / dans V. Pozner, N. Laurent (dir.). Paris, Nouveau Monde editions, 2012, Р. 375.
6. Подробнее см. Асташкин Д. Открытый судебный процесс над нацистскими преступниками в Новгороде (1947 год) // Новгородский исторический сборник. В. Новгород, 2014. Вып. 14(24). С. 320-350.
7. Архив управления ФСБ по Новгородской области. Д. 1/12236, Д. 7/56, Д. 1/13364, Д. 1/13378.
